Вплотную к моему носу приближается раздобревшая рожа моего соседа. Я вижу, как шевелятся его губы, и слышу слова:

– Ты че тут бормочешь?

– Я говорю, пора заканчивать этот балаган?

– Да ну?!

– Не «да ну?!», а «да!» – я повышаю голос и встаю, все взоры обращаются на меня. – Вы вот собрались тут и че?! Про Витька говорите, да, которому, значит, по фигу, что он не Витек!

– Да она ж пьяная в жопу!

– А я не хочу под такой трамвай! И вообще – хули вы смотрите?! А ну – смирррррр-на! Отставить – нерезко! Вы че думаете себе тут?!

Все хохочут пуще прежнего.

– Во ужралась баба!

– А я не хочу, чтоб меня трахали! Мне не по фигу, что я не Светка! Вы вот думаете, что я проститутка, а я на самом деле майор бля! Воздушно-десантных войск!

Посуда на столе дребезжит от хохота.

– Не верите, да?! А я вот ща на стол залезу и танец майора исполню! Увидите! А ну, место дайте!

Сразу несколько рук сдвигают в сторону посуду, освобождая середину стола. Я беру и начинаю напяливать на себя портупею Патрончика.

– Эй-эй-эй! Разошлась! – протестует он и пытается отобрать у меня долгожданную добычу.

Его останавливает Дрозд:

– Патрончик, отдай! Не ссы! Пусть баба потешит нас!

Я надеваю портупею и залезаю на стол. Мне помогает сосед, попутно лапая меня за голую задницу.

– Руки! – одергиваю я его. – Ну-ка там, музыку, марш какой-нибудь! Сержант! – кричу я одному из бандитов. – Фуражку мне! Бего-о-ом! Отставить – нерезко!

Хохот превращается в истерическое гоготание.

– Светка, ну ты даешь! – восхищается Анжела.

Из-за двери выглядывает обескураженный сутенер. Кто-то включает музыку, и я начинаю танцевать, пытаясь изобразить нечто эротическое. Я кручу Светкиными бедрами, оттопыриваю Светкину попку, ее нежными пальчиками поглаживаю портупею, потом грудь, бедра, я облизываю язычком верхнюю губу, начинаю постанывать, элегантно снимаю фуражку и бросаю ее в Патрончика, а потом невзначай расстегиваю кобуру, выхватываю пистолет и…

– Всем сидеть и не двигаться! – громко приказываю я.

На долю секунды все застывают, изумленно глядя на меня. А затем Прыщавый Быкаччо резко дергает скатерть, и я падаю. И мне пришел бы конец, если бы таким проворным оказался только он. Но одновременно с ним Вася Дрозд переворачивает стол, и я скатываюсь в сторону. И до того, как ошарашенные бандиты успевают наброситься на меня, я вскакиваю на ноги и, не целясь, стреляю в их сторону. Оглушенные выстрелом, все застывают на месте, лишь Прыщавый Быкаччо отлетает к противоположной стене и сползает на пол, его голова безжизненно скатывается на грудь, на которой появляется и быстро растет красное пятно.

– Пацаны, она ж Прыща завалила, – произносит кто-то.

Анжела визжит так, что закладывает уши.

– Заткнись ты! – цыкают на нее.

– Эй, ты кончай дурить. Отдай пистолет, – чуть ли не умоляет меня Патрончик, перепуганный больше всех.

– Тебе, шкура, надо было в магазине не патроны, а заначки от жены хранить! – издеваюсь над ним я и приказываю остальным. – Не двигаться, а то перестреляю всех как цыплят. Я не проститутка, а отличник боевой и политической подготовки, тремя выстрелами тридцать очков набираю.

– Э, да она, кажись, впрямь из дурдома сбежала, – шепчет один из бандитов.

– Лапочка, отдай-ка мне пистолетик, – с этими словами Дрозд делает шаг в мою сторону.

– Стоять! – приказываю я. – Еще шаг, и я прострелю тебе ухо. Для начала. Смотри, Дрозд! У меня рука не дрогнет.

Последнюю фразу я произношу неуверенно, поскольку рука-то не моя. Нетвердость в моем голосе замечает Вася.

– Ну, тебе ж самой страшно, крошка. Отдай мне пистолетик, – он протягивает в мою сторону руку, и я стреляю.