– А во-вторых? – прерывает главврача Кольцов.

– А во-вторых, и в-третьих, и в-десятых. – Лисин с одинаковой неприязнью смотрит то на банку с кофе, то на хирурга. – Меньше чем за двадцать тысяч баксов нам никто донора не даст. А у Нефедова мать-одиночка. Литературу в школе преподает. Комната в коммуналке. Какие тут баксы?! Ладно, давайте на Маракина переключаться. Этот хоть бриллиантовую почку проплатит.

– У кого кошелёк, тому и жизнь! Почти разбойничий лексикон. Медицина наша хваленая!

– Страховая, Сергей Иванович. Страховая! Рынок! Ничего не поделаешь. – Лисин всё никак не может определиться с кофе.

– Нагнали страха. И рынка тоже. – Кольцов берет со стола и внимательно изучает снимок Маракина. – А что на него переключаться. Типовка. Даже неинтересно. Везите почку, и вопросов не будет.

– Он сразу обе требует. Может, уважим пациента?

– Пусть хоть пять требует, – отрезает Кольцов. – Но это уже, как говорится, без меня.

– Хорошо, Сергей Иванович. Я ведь тоже понимаю. Риск не оправдан.

– И риск в том числе, – отчасти поддерживает Лисина Кольцов.

– Вот вы ему, Сергей Иванович, сейчас это и объясните. Вам он поверит. Тем более что и экономия получится. Вместо двух за одну почку платить придется. – Решительно отодвигает от себя чашку с кипятком.

– Объясню. – Кольцов вновь берёт в руки снимок Нефёдова. – И про экономию тоже. Пусть он на эту экономию мальчишке сердечко донорское оплатит. То на то и выйдет.

– Во-первых, не выйдет. Сердце на порядок дороже. А потом, Сергей Иванович, с Русланом Львовичем про это лучше не надо! Не тот клиент.

– Ничего. Тот не тот. За спрос денег не берут.

– Моё дело предупредить. – Лисин опять явно недоволен. – Ладно, идите, я чуть позже присоединюсь. Надо пару звонков в горздрав сделать. Пусть анестезиолога ищут.

– Хорошо. Пойду к вашему Маракину знакомиться. Заодно и пацана осмотрю. И кто там ещё?

– Гуреев. Но там смотри не смотри, – машет рукой Лисин.

– Да, увы! Там, действительно, всё без вопросов. Никак привыкнуть не могу к этому.

– К чему – к этому?

Кольцов пристально смотрит на главврача, затем недоуменно качает головой.

– Когда понимаешь, что помочь не можешь. Вот к чему! – Кольцов встаёт, подходит к раковине и выливает содержимое чашек.

– Понимаешь, но не привыкаешь! – бросает скорее в коридор, нежели Лисину, Кольцов и выходит из ординаторской.

Та самая палата интенсивной терапии. На стуле рядом с Сашиной кроватью женщина лет сорока-сорока пяти с добрым интеллигентным лицом и грустными карими глазами. Что-то ласковое и ободряющее шепчет она сыну, иногда мокрым полотенцем утирая капельки пота с его бледного лица. За занавеской Гуреев и Маракин увлеченно играют в карты. Судя по азартному выражению глаз, игра носит нешуточный характер. Бесшумно приоткрывается дверь. В палату тихо входит Кольцов и с интересом прислушивается к разговору картежников.

– Сливай воду, Русланчик. – Всё так же, не расставаясь с капельницей, Гуреев поудобнее устраивается в ногах Маракина. – Мы эту твою червовую даму, на старшую медсестричку нашу так похожую, чтоб ей пусто было, тузишкой шлёпнем. Нечего на валетов зариться! Туз же главнее. Да, Маракин?

– Раздавай, метастаза! – Маракин, собрав карты, передаёт колоду Гурееву. – Отыгрываться буду.

– Сам дурак. – Гуреев плашмя громко хлопает колодой по тумбочке. – Всё. В долг больше не играю. Считаем итог! Получается – четыре компота, три вторых, семь щелбанов, две тысячи семь рублей. Ну, вместо семи рублей можно еще один компот приписать. Он, правда, и того не стоит. Полный отстой.

– Даю по тридцать рублей за щелбан, – прерывает расчеты старика Маракин.