Меж тем светать начало и выход из леса впереди показался. Как вдруг сзади голос раздался, женский печальный:

– Хорст-Хорст, повернись, погляди на меня. Это я, жена твоя, Ута.

Посмотрел я на приятеля, а тот вздрогнул, и поводья чуть из рук не выпустил.

– Эй! – кричу я, – не слушай её. Не жена она тебе вовсе!

А та продолжает, да ещё жалостливее:

– Эх, Хорст-Хорст, свёл ты меня в могилу до срока. Тяжек был мне воздух твоей пивоварни, отравили меня миазмы варева твоего. Кабы не ты, жила бы я сейчас да горя не знала. Погляди в глаза жене своей. Тогда только прощу тебя.

Смотрю, а Шалькхамер кривится и слезу рукой утирает.

Тут лес закончился – поля пошли. По правую и левую руку хуторки показались. Зоря на востоке занялась. А создание нечестивое всё не унимается:

– Знаешь ты, муж мой, как загубил ты меня. Не смог мне лекаря достойного нанять, золота пожалел. А те, кто лечил меня шарлатанами оказались. До конца дней своих казниться будешь. Вспомни, как я в лихорадке билась, вспомни, как у меня горлом кровь шла.

– Нет! – вскричал Хорст. – Всё я для тебя сделал, и лекарей лучших приводил, и лекарства все их покупал, и молебны об исцелении заказывал.

– А коли так, то почему мне в глаза не смотришь? Стыдно тебе? А ежели стыдиться нечего, то посмотри на меня. Вот я за твоим левым плечом стою.

И тут призрачная рука товарища моего обняла. Снова слёзы из глаз его полились. Выпустил он поводья, и уж поворачиваться начал, как я его за голову схватил.

– Нет! – кричу. – Не верь ей. То наваждение.

Но тут Шалькхамер зубы сжал, вырвался и назад обернулся. Но в тот самый миг из-за деревьев крест церкви в Хельтау показался. Растаял призрак в воздухе, а с ним и власть бесов над нами иссякла.

Через семь дней, как и говорил Мельхиор, вылупились из яиц вольпертингеры. Телом, как зайцы, только на спине крылья утиные, на голове рога оленьи, а изо рта клыки торчат. Ох и шустрые оказались, Хорст с Зигхильдой за ними еле присматривать успевали. И сам я их собственными глазами видел. Торговля хмельным напитком наладилась. Как хозяин за дело взялся, так пиво сразу стало, как и прежде, а то и лучше.

Когда же зверьки подросли, пришло время их на волю выпускать. В честь такого события пригласил меня Шалькхамер к себе. Как же быстро они побежали, сразу в чаще скрылись, только их и видели. А после сели мы с Хорстом с кувшинчиком белого, колбасками да квашеной капустой.

– А с чего тебе вообще пришла в голову идея вольпертингеров развести? – спросил я друга.

– Да было у матушки чучело зверя этого, на каминной полке стояло. Очень уж она им гордилась. Однажды зашёл к нам молодой господин, умный, в Вене в университете учился. Тут мама ему как дорогому гостю чучело-то и показала. А тот только посмеялся, сказал, что не бывает таких животных в природе. А вещицы эти охотники нарочно делают, дабы подороже продать. Взял он чучело в руки, покрутил, повертел и показал, где крылья нитками пришиты, а рога с клыками мастикой приклеены. Ох и расстроилась тогда мама. Три дня с мигренью промаялась. А я ей компрессы на голову клал. Тогда говорила она мне: «Ты ему не верь, есть на свете вольпертингеры. Я-то точно знаю. И ты одного их них обязательно увидишь».

Прижились рогатые зайцы в Семиградье. Не раз их охотники видели. Но бить не решаются, беду на себя накликать боятся.

Екатеринбург, 2020 г.

На юго-востоке Трансильвании, словно клин, с севера на юг прорезают Карпаты горы Пьятра-Крайулуй. Сложены они древними известняками. Порода здесь сплошь изъедена пещерами, словно ноздреватый сыр. С запада, где набирает силу поток могучей Дымбовицы, склоны особенно крутые, с востока – более пологие. Там, неподалёку находится знаменитый перевал Бран с замком, охраняющим путь в Валахию. У подножья хребта зеленеют раскидистыми кронами пышные буковые леса, выше темнеет густой ельник, а дальше простираются пестрые луга, где разномастные травяные подушки чередуются с чахлым низкорослым кустарником да серыми или белыми скальными выходами. Каждое растеньице здесь пускает упругие волокнистые корни глубоко в бедную почву, прорываются они через щебень и галечник, дабы ни порывистый ветер, ни быстрые воды, ни ползучие ледники не смогли выкорчевать их из грунта. А надземные побеги все сплошь невысокие. Во второй половине лета глаз радуют пурпурные венчики местного вида гвоздики, пушистые белые эдельвейсы, яркие пучки цветов жёлтой горечавки.