Но, когда я поднялся в офис, в глубине одного из стеклянных коридоров я увидел солнце – на такой высоте бескрайний океан облаков остался где-то далеко внизу.
Потом я снова увидел Лею – она лишь коротко взглянула на меня и тут же опустила глаза, даже не сказав ни слова.
Зато тимлид, когда я проходил мимо его ряда, поздоровался и сказал:
– Попрошу больше не опаздывать.
И подмигнул.
Усевшись на свое рабочее место, я поздоровался со всеми, а толстяк Боб спросил:
– Ну чё? Как ты после вчерашнего? Нормально добрался?
– Ты что глупости спрашиваешь? – опережает меня Спайк. – Он в том же костюме, что и вчера, не видишь? Стало быть, кого-то подцепил, правда?
А Кеннет – азиат слева – отвечает за меня:
– Спайк тоже в той же одежде, что и вчера, – перекидываются через меня взглядами. – Это ничего не значит.
«Парни правы, – подумал я, – надо мне ещё пару костюмов прикупить».
Потом включил комп, проверил почту. На ней уже висело задание: написать какой-то бесполезный код.
Справился минут за двадцать. Впервые подумал, что нужна нейро-мышь, так бы справился минуты за три. Потом помог другим, позанимался своими делами, а на обеденном перерыве, когда зал офиса подопустел, я снова перепрочёл ту книгу, которую я оставил со вчерашнего дня у охранников в ячейке. Подумал о том, что многое вчера понял не так. Параллельно я слушал музыку через наушники, и благодаря тому мужику с гитарой из бара, она открылась мне по-новому. До меня дошло, как её читать. Я пытался взаимодействовать с классикой, как с текстом, но это был ошибочный подход. Как только я понял это, оставалось лишь дать пару минут слуховой коре адаптироваться и научиться различать в отдельности все инструменты. Это было необходимо для того, чтобы установить связь с каждым участником оркестра – только так можно понять, что такое музыка. Между музыкантами и их инструментами таится настолько неразрывная связь, что кажется, в ней ощущения трансформируются в звуки. Я ощущал музыку, как продолжение этих чувств. Вчера в баре тот старик с гитарой показал, чего мне не хватало – чего именно я не понимал. В музыке звуки – не главное. Человек, инструмент, музыка, их чувства – здесь все едино, и между этим лежит непостижимая связь…
Это тавтология, но такое ощущение, будто звуки созвучны их чувствам…
Вскоре обед закончился, и стали возвращаться люди. Они поочередно занимали свои места, а я продолжал за ними наблюдать.
Всё-таки удобные эти гало-экраны – в действительности мало кто обращает внимание, чем ты занят, зато одновременно со своими делами можно следить за всем оставшимся залом. За целым зоопарком лысых прямоходящих обезьян, использующих в качестве орудий труда не камни и палки, а гало-экраны, нейро-мышки и клавиатуры.
В остальное же время я сидел, как дальневосточный мудрец, и, не отвлекаясь от своих дел, раздавал желающим дельные советы.
– Да, давай посмотрю… Лучше сделать так… Нет, попробуй эдак…
Нечто подобное происходило и в нашем клоповнике.
Из-за моей новой склонности к межличностный коммуникации я без проблем входил в контакт с людьми. Если они хотели поговорить, я говорил, если им нужна была помощь, я помогал, если нужен был совет, я давал.
А Профессор, этот старикашка в толстенных очках, в такие моменты всё таскался за мной следом и делал свои записи, не сводя с меня глаз.
Всё началось, когда Джон – хозяин жилплощади на первых этажах – заглянул ко мне в тот самый день после работы и попросил подсказать ему, где можно по дешёвке перепрошить MPCNS6.
Тук-тук-тук
Признаться, ещё на подходе к двери я узнал его по тяжелым, грохочущим шагам, но думал, что он пройдёт мимо.