Кто—то сделал шаг к двери, но внезапно остановился, ощущая, как невидимое давление наваливается на грудь, словно не позволяя приблизиться.

– Эй! – голос одного из работников дрогнул. – Там люди!

Ещё секунда, и звук исчез. Не плавно, не постепенно, а в один момент.

Воздух снова стал привычным, стены больше не дрожали, лампы светили ровно, без мерцания. Но теперь тишина была слишком густой, неправдоподобной.

Тот, кто первым пришёл в себя, сделал шаг к двери. Рукоятка была ледяной на ощупь, и, хотя внутри не должно было быть кондиционеров, из—под дверного зазора тянуло резким, мёртвым холодом.

Ещё мгновение нерешительности – и дверь со скрипом распахнулась.

Зал оказался странно безмолвным и пустым, словно в нём никогда никого не было. Пространство выглядело стерильным, лишённым следов присутствия людей – сама реальность поддалась чуждому вмешательству. Официанты замерли в дверном проёме: их взгляды метались по комнате, пытаясь найти хоть один знак того, что несколько минут назад здесь находились десятки человек.

За столами не осталось ни одной девушки, ни одного следа их присутствия. Даже бокалы с вином, которые ещё недавно стояли на поверхности столов, исчезли.

Кто—то открыл рот, но не смог вымолвить ни слова.

– Где… – прошептал один из них, но договорить не успел.

Не сразу, но постепенно воздух наполнился странным, неестественным ароматом, который нельзя было ни описать, ни отнести к чему—то привычному.

Сначала его никто не ощутил, но он был там, пропитавший воздух. Это был не запах гари, не химия, не что—то едкое, а нечто сложное, глубоко чуждое, как след, оставленный после грозы в закрытом помещении.

Уборщица сжала тряпку в руках так сильно, что капли воды упали на пол.

– Что это?..

Один из официантов сделал шаг вперёд, но внезапно согнулся пополам. Рвота вырвалась судорожно, с силой, как будто его тело инстинктивно пыталось избавиться от чего—то, что не должно было оказаться внутри него.

Второй вскрикнул, едва успев отступить назад. Третий, высокий парень с узкими скулами, вдруг закатил глаза и рухнул на пол, тяжело ударившись затылком.

Всплеск ужаса охватил присутствующих – испуганные голоса слились в гул, кто—то вскрикнул, другие бросились назад, цепляясь за стены. В комнате началась хаотичная суета, наполненная страхом и полным непониманием происходящего.

Один из администраторов бросился к нему, потряс за плечи, но тот не двигался. Сердце билось слишком медленно, дыхание было едва заметным, а веки его не поднимались, будто он находился в глубоком сне.

Официантка в углу отшатнулась к стене и прижала ладони к рту, едва не закричав.

– Где они? – прорвалось сквозь чей—то хриплый голос.

Никто не знал ответа. Кто—то схватился за телефон, но связь не ловила. Администратор, сжав руки в кулаки, бросился к охранной стойке, дрожащими пальцами вбивая код на панели контроля. На экране появились камеры наблюдения.

Все записи с камер выглядели совершенно обычными, за исключением одной. Лента, фиксировавшая зал, ещё несколько минут назад наполненный людьми, теперь отображала лишь хаотичные помехи и белый шум.

Не было ни вспышек, ни резких движений, не зафиксировалось никакой борьбы, паники или бегства. Пространство на записи казалось стерильным, будто оно не просто опустело, а утратило саму возможность сохранять следы присутствия людей.

Среди ряби изображения появлялись дрожащие, смутные силуэты, формирующиеся на доли секунды, затем растворяющиеся в помехах, как будто находились на границе восприятия.

Создавалось ощущение, что пространство внутри камеры больше не подчиняется привычным законам реальности.