- Это дом Пако? - догадалась я.

- Да, - деловито кивнула Карла, уверенно пробираясь между развешанными старыми сетями. Здесь пахло рыбой, как и у меня дома. А еще старыми водорослями и чем-то затхлым. Рядом с домиком располагался куцый огородик в несколько грядок, болтались какие-то тряпки для просушки на плохо натянутой веревке.

- Сеньор Карвальо! Сеньор Карвальо, вы дома? - Карла толкнула болтающуюся дверь.

- Стой! - прошипела я. - Может, надо было принести ему что-нибудь? Что мы с пустыми руками?

Карла закатила глаза и похлопала рукой по своей яркой сумочке-торбе. Что она хотела сказать, я переспросить не успела: внутри домика раздался надсадный кашель.

- Что еще? Кто там?

Хозяин дома явно не был расположен принимать гостей. Однако по звукам стало понятно, что он встал и двигается к двери.

- Ох, и жарко же, - Карла придвинулась ближе к стене, чтобы оказаться в тени крошечного козырька над дверью.

На пороге показался лохматый старый человек с неровной бородой желтоватого цвета. Глаз под нависшими веками почти не было видно. Нос напоминал спелую сливу. Слива недовольно морщилась в данный момент.

- Что еще? - повторил старик, обдавая нас крепким запахом дешевого рома.

Я, конечно, не знала, как пахнет ни дешевый ром, ни дорогой, но ассоциация возникла именно такая.

- Сеньор Карвальо, мы принесли вам гостинец: я и моя подруга Габриэла Ловейра. Подумали, что вы захотите почтить память её отца, - с этими словами Карла вытащила бутылку темного стекла из своей торбочки.

Выражение лица Пако Карвальо сменилось на более милостивое. Оглядев Карлу и её презент, он остановил взгляд на мне.

- Ты, значит, Габи-Роса? Я помню тебя вот таким мальком, девочка, - Пако закашлялся снова и махнул рукой. - Туда идите, я сейчас.

С другой стороны домика мы обнаружили столик на одной ножке, вкопанный в землю и две лавочки по обе стороны от него.

Карвальо, пошатываясь, показался вслед за нами. В руках он нёс три мутноватых стакана и какую-то тарелку. На тарелке оказалась пожухлая зелень и заветренный хлеб.

Отчего-то в горле встал знакомый колючий ком. Стало очень жаль старика, и я отвернулась, чтобы вдруг не расклеиться.

- Давай, Чара. Выпьем. Помянуть - не грех, а святое дело.

“Чара”, - я вспомнила: да, так отец называл Габриэлу. Остальные звали Габи.

Пако наполнил свой стакан, плеснув нам с Карлой на донышки. Все пригубили, помолчали.

- Ты ведь не за этим пришла, Чара? - старик добавил себе еще из бутылки. Карлу он игнорировал, обращаясь только ко мне.

- Вы правы, сеньор Карвальо. Нужно поговорить. Я сейчас постараюсь собраться с мыслями.

- Давай-давай, собирайся. Хотя бьюсь об заклад, что знаю, что тебя привело, - Пако прищурился.

Карла посмотрела на меня ободряюще, мол, всё идёт хорошо, продолжай.

- У отца были большие долги, - начала я, стараясь передать самую суть, - но я не знаю, под что ему дали такие деньги. Может, если бы…

- Не продолжай, всё ясно, - Пако Карвальо разразился кашлем и снова отхлебнул из стакана, - за твою мать, Чара мия. Она тоже была Чара для твоего отца. А еще лучшей в мире женщиной. За неё.

Наверное, нужно было переждать, пока старый рыбак не помянет всех до конца бутылки. Но я готова была набраться терпения, лишь бы узнать хоть что-то. А Пако явно что-то знал.

- Гонсалес, - наконец произнес, скривившись, Карвальо. - Тухлый спрут Гонсалес. Из-за него я остался ни с чем. А ведь вся эта земля - моя.

Старик встал, качаясь. Наверное, не надо было позволять ему допивать всё. Казалось, что он вот-вот упадет.

- Моя земля! - выкрикнул он, заплетающимся языком. - А земля твоего отца теперь твоя!