Вернее, Нинет. Теперь её звали Нинет, то есть Антуанетта, но так к ней обращался только старик священник, когда обходил рабочий квартал перед Пасхой и Рождеством. Подол её юбки, и без того мокрый и грязный, стал ещё мокрее и грязнее. Как и стоптанные башмаки, которые были ей настолько велики, что приходилось обматывать шнурки вокруг щиколоток, чтобы на ходу не спадали. Нинет оглянулась, испуганно и растерянно. Взгляд её снова упал на куклу в витрине магазина. На серо-буром фоне улицы фарфоровая барышня в блестящих шелках казалась сказочно прекрасной. Она была чудом. Частицей небесного царства, выставленной напоказ, чтобы люди помнили: рай существует. Не для всех, конечно, но всё же …

– Опять глазеешь, дурёха?

От толчка в спину она чуть не врезалась головой в витрину. Брат был младше её на год, но выше и плечистее. Он уже работал на бумажной фабрике, там же, где отец, а в ночь на субботу разгружал на рынке повозки с рыбой, зерном, овощами и на дополнительно заработанные су покупал себе всякую вкуснятину: кусок белого пирога с патокой или кувшинчик жирных, сладких сливок; иногда он приносил младшим братьям яблок, побитых или червивых, и мальчишки прямо дрались за угощение. Нинет тоже пошла бы работать куда-нибудь, судомойкой, например, как соседская Рози, её ровесница; однако ей приходилось смотреть за малышнёй, пока мать разносила клиентам выстиранное бельё. Вот если бы она хоть чуток подросла и стала сильнее, могла бы сама разносить, вместо матери, а не сидеть с вечно орущими детьми – двумя братьями и сестрой, которой едва исполнился год. Увы, пока заплечная корзина была тяжелее самой Нинет! Правда, один раз она относила выстиранные покрывала в дом аптекаря и через открытую дверь кухни разглядела часть комнаты напротив: красивый зелёный ковёр, комод и угол кровати с резными столбиками. Господи, какое счастье, должно быть, жить в такой комнате…

– Дуй домой, глупая гусыня, мать тебя обыскалась! – прохрипел брат навеки осипшим от ледяной воды голосом: разбавленную водой бумажную массу вычерпывали вручную. – И нечего пялиться на то, чего у тебя никогда не будет – даже и не мечтай! – добавил он со злой обречённостью и пошёл дальше широкими шагами, понурив голову и сутулясь, как старик. Его смена уже через четверть часа, хорошо ещё, что сразу догадался, где искать дурёху-сестру.

А Нинет и не мечтала. Даже если бы случилось чудо и кто-то – ангел, например – подарил бы ей такую куклу…О нет! Несносные младшие братья тотчас сломали бы её, перепачкали, разодрали бы в клочья, как разодрали книжку про Деву Марию и младенца Иисуса, её единственную книжку, подаренную старым священником в прошлый сочельник; Нинет не умела читать, но там были такие красивые картинки! А сестрёнка, даром что ещё не ходила, добралась-таки до глиняной свистульки, которую отец давным-давно принёс Нинет с ярмарки – добралась и разбила о каменную ступеньку…

Поэтому Нинет послушно развернулась и поплелась в другую сторону, домой. Но не успела дойти до угла здания, как новёхонький, блестящий лаком экипаж подъехал к магазину, и из него выпорхнули две девочки примерно её возраста, в сопровождении пожилой дамы. Юные барышни в накидках, отороченных пушистым белым мехом, резво взбежали на крыльцо, и неприступная дверь распахнулась перед ними, мелодично тренькнув колокольчиком.

«Сейчас они купят мою куклу», – поняла Нинет.

И заплакала.

Она больше не сможет приходить сюда и смотреть на свою куклу! Смотреть и воображать себя в таком же платье с белоснежными кружевами и атласным бантом, в красных башмачках и обязательно с длинными, туго завитыми локонами. Никогда больше…