Я посидел пару минут, задумчиво разглядывая сваренную вкрутую на воде гречневую кашу. Вспомнил, что Вика очень любит гречку, а я нет. Мне захотелось вдруг позвонить ей и просто сказать, что я в порядке, что я жив и скоро вернусь. Но потом подумал, что так вот лучше для нас обоих, прогнал это желание прочь. Вздохнув, я стал поедать скудный монастырский обед. После почти двух суток голодания еда показалась мне какой-то божественно вкусной. Я умял всю кашу, а потом долго, стараясь смаковать, ел капусту и огурцы. Они были просто потрясающие. Чуть островатые, хрустящие, в меру соленые. Я откусывал их по чуть-чуть и медленно разжевывал. Мне хотелось еще чего-нибудь выпросить из еды, но Санька прогремел прощально кастрюлями и ушел, закрыв свое окошко.

– Ну, как есть… – сказал я сам себе тихо.

С колокольни раздался звон, призывающий всех на вечернюю службу. Я решил, что мне стоит пойти в церковь, постоять, послушать. Я сразу из трапезной отправился в верхний большой храм монастыря. Пока шла служба, я старался вообще ни о чем не думать. Просто стоял и на автомате повторял то же самое, что говорили монахи. Не всегда мне удавалось угадывать, что именно они говорят, так как церковный старославянский был для моего уха совсем чужим. Но я повторял за ними молитвы, и мне показалось, что внутри меня постепенно, по капле, образуется столь нужное мне сейчас спокойствие. Служба шла больше четырех часов. Стоять с непривычки было очень тяжело. Вскоре ноги затекли, и я постоянно переминался с ноги на ногу. Заныла спина. Но сесть на скамью я не решался, так как там расположилось лишь несколько совсем немощных старушек. Я, конечно, мог уйти, не дождавшись конца службы, но решил достоять из принципа. К тому же я хотел поймать на выходе настоятеля и задать ему несколько вопросов. Так что я терпел как мог. С усталостью внимание к службе почти сразу улетучилось, и я сам не заметил, как опять начал гонять в голове свои мысли. Я размышлял о том, что, наверное, Бог, если он и правда есть, то действительно Един. Моих поверхностных, но все же достаточно объемных знаний о мировых религиях вполне хватало, чтобы разглядеть много общего между ними. По сути, все религии обладают одним и тем же инструментарием для осуществления главной своей миссии – обращения к этому вот Высшему существу. Разные только обертки, подачи. А смысл один и тот же. У всех есть молитвы или мантры. Везде есть некое «колесо кармы» или грехи, за которые надо терпеть муки, и есть методики «искупления грехов». Какое-то время назад я, следуя общей модной тенденции, увлекся Азией и восточными философиями. Провел пару зим в Гоа и на Бали. Практиковал йогу и медитации. Прочитал несколько книг по буддизму. Но, когда вдруг почувствовал свою незащищенность и пустоту внутри, когда я понял, что жизнь зашла в тупик и самому мне никак из него не выбраться, я почему-то оказался не в буддистском, а в православном монастыре. Почему так, если Бог един и все мы обращаемся в своих мыслях к Нему? Может, потому что я русский… Может, потому что на каком-то глубоком уровне мне в итоге оказалось это ближе. Вот о чем я задумался, переминаясь с ноги на ногу на каменном полу большого светлого сводчатого храма. Среди еще тридцати совершенно чужих людей. Почти в тысяче километров от своего дома. С острейшим ощущением одиночества внутри. Я стоял и смотрел на ход службы, на яркие золотые одеяния священников, на их театральные, красивые, выверенные тысячелетиями служб жесты. Я слушал их отлично поставленные, певучие голоса. А время, словно сметана, тягуче переливалось из сосуда в сосуд. И вдруг, наконец, время вышло. Служба закончилась.