Юля. Источник радушия. Глаза будто погружаются до самого вашего дна своим бронзоватым светом. Без всякой хитринки, вроде бы, без корысти. Она просто смотрела, а Виталий болезненно чувствовал, как солнечные зайчики прыгают на самом дне его суверенного доныне Я, подымая стыдливые взрывчики мутного залежавшегося годами ила.

Довершали эти еще не осознаваемые мучения такие пряные, маскирующиеся под летний дождь или под юные травы, ароматы, что воля оказывалась парализована, хотя никто его ни к чему не принуждал.

Возвращаясь домой, Виталий Григорьевич продолжал плыть в далеких водах бескрайнего восхищения.

Неправильно было бы считать, что Виталий не любил жену. Она была частью его, столько лет без штормов, катастроф и революций. Они были теплы друг к другу, чутко взаимно контролируя малейшие колебания струн настроения, омуты в плавности бега величаво текущей реки. Как густо и маслянисто, почти снисходительно вода в могучей реке шествует по перекатам, так и совместное их существование нивелировало неровности, уважая внимание и заботу, стабильность, да впрочем, и нежность.

Вот он, дом. Виталий обнял жену и зарылся носом в ее шею. Вдыхая аппетитные запахи приготовленной снеди, заблудившиеся в ее волосах, муж почувствовал себя виноватым и крепче прижал супругу.

Глаза его, внезапно повлажневшие, рыскали по углам прихожей, желая, наверное, спрятаться.

Жена постаралась деликатно оттолкнуться, выскользнуть из неожиданной нелепости, каковой представилась ей сцена встречи. Утром виделись. Не месяц прошел. Она снизу вверх вгляделась в глаза супруга.

– ???

– Устал сегодня. Жарко, – в общем-то, не соврал Виталий.

Весь вечер он присутствовал, отсутствуя. В домашний мир, собранный по кирпичику до уюта, то и дело каверзными искорками влетали Ее голограммы, обыденные разговоры спотыкались о внезапные, как порывы настырного ветра, осязательные симптомы. Ее рука на его плече, эта бледно-румяная кожа, такая беспечно обнаженная в летнем платье без рукавов, такая неукротимо желанная. До какого безумия способно краткое тактильное впечатление вознести капитулирующее сознание! Окружающая реальность отступает из фокуса, и ее размытые очертания и сливающиеся в мерный гул звуки лишь мешают сосредоточиться на дрожащем электрической дугой ощущении, которое есть животворное начало, искомое спасение, высшая цель, неистовый вирус, ввергающий в дрожь пальцы, игла, заставляющая вдруг подскакивать из мерно струящегося комфорта, нарезая круги по периметру комнаты. И холодный пот на висках.

Виталий судорожно по-броуновски метался в скорлупе тела, оказавшегося тщедушным. Периодами наступало тотальное онемение, и он тщился вывернуть локоть или варварски вытянуть волосы в слабой надежде такой примитивной болью выпроводить себя из транса. Но всполохи ветра, несущего навязчивый образ, сливались в сплошной сквозняк. И в ледяном потоке он обретал нирвану, восходил до белизны пламени, однако, поглощающая его черная дыра порождала молчаливую истерику, сотрясающую недра где-то глубоко в самой сердцевине его существа.

Оставалось сказаться больным, плеснуть в себя жгучего коньяка и уйти помирать в постель.

Пространство куражилось, меняя местами координаты. Сон не шел. Сон лукавыми шажками вытаптывал неразумные кривые, огибая своего пациента, держась на таком расстоянии, что терпкие его запахи заставляли терять ориентацию, хотя, вместе с тем, и не растворяли разум. Виталий балансировал на тонком и бритвенно остром пороге меж восприятием яви и каверзной пляской мнимых событий.

Хлопнула, многократно дробясь эхом, дверь где-то наверху. Вероятно, там, откуда спускалась всегда Она. Ласковая прохлада лестницы, томящая загадочной своей невозможностью предстать перед взором целиком. За спиной – многозвонность листвы, доступная слуху по причине снотворной пропажи стены. Кусты, потерявшие спокойствие, разлохмаченные ветром, разбрызгивающие предгрозовой озноб. Длинные, неимоверно длинные и прямые, как линейка, лучи солнечного света, проколовшие стены и вспугнувшие древнюю пыль. Вот они впереди. А за спиной мрак. Марши лестницы, разветвившиеся в случайных направлениях, словно свершившие революцию и освободившиеся от ханжеской практичности архитектора. Конструкции – части великанского тела, медлительные тектонические движения которого подчинены лишь неведомым биологическим процессам, руководимым чуждыми и непостижимыми законами.