– А они тебе не снятся? – зачем-то спросила я.

Затор рассыпался, движение набирало ускорение. Вдруг парень резко повернулся ко мне. Руль не бросил, но на дорогу не смотрел. Я снова завибрировала. Добром эта поездка не кончится.

– Снятся же, снятся! Каждый день снятся! Ночь каждую. Без перерыва.

Он так и сидел, глядя на меня, а машина браво стремилась вперёд. Сама по себе.

– Тормози! – крикнула я. – Встань вот здесь. Тут свободно.

Он послушно поставил машину между обледеневших сугробов. И всё смотрел на меня. Точнее, не на меня, а куда-то вглубь себя, пытаясь понять, что с ним происходит каждую ночь. Да, он мучается от непонимания. У него всё ясно в голове. Есть цель. Есть понятие о долге и чести. Он солдат. Сказали встать в строй – встал. Но почему теперь снится шеренга из шести десятков человек – не понимает. Надо бы успокоить его. А то пропадёт парень. Потом жизнь возьмёт своё. Его молодость сама всё решит.

– Ты давно приехал в Ленинград? – Я всегда называю город привычным именем, когда волнуюсь.

– А прямо оттуда и приехал. Вышел из госпиталя, женился. Вот, на работу устроился.

– Не выпиваешь? – строгим тоном спросила я.

Совсем как старая учительница.

– Не пью, не курю! – бойко отрапортовал солдат. – Спортом занимаюсь.

– Жену любишь?

Отвечает – не придраться. Что же в нём надломилось?

Ведь не должно бы. Слишком он прямой и без углов. Профессиональный солдат. Такие не ломаются.

– Очень люблю! – И вдруг его светлые глаза слегка повлажнели. – Но каждую ночь просыпаюсь оттого, что душу её.

– Как это? – похолодела я.

Вот он где, надлом! Вот он. Парню плохо. И он не понимает, почему это происходит с ним.

– Да. Мне страшно!

В его голосе сквозило невыразимое страдание, которое он хотел скрыть от меня, от окружающих, от матери. От всего мира. Я содрогнулась и передёрнула плечами. Как же ему живётся? Это ведь мучение. И молодость не в помощь. Дело-то житейское, но не очень. Такой не пойдёт просить помощи. И никому не расскажет о своей беде. А мне поведал потому, что я профессионал по допросам. В уголовном розыске мне приходилось часами разговаривать с подозреваемыми в поисках истины. Да, профессию не отбросишь в одночасье. Я снова передёрнулась и выпрямила спину, вспомнив, что я старший офицер. Отбросив в сторону сентиментальность, отчеканила по слогам:

– Так! Слушай меня внимательно и не перебивай. Я – полковник! И это мой приказ! Ты обязан его выполнить. Завтра же идёшь на приём в военно-врачебную комиссию. И начинаешь оформлять инвалидность. Второе! Вместе с женой вы идёте к психологу. Платному. Ты же не хочешь, чтобы кто-то знал о твоей тайне?

Парень яростно замотал головой.

– Так вот! Ты солдат. И ты выполнишь мой приказ. Если не сделаешь, это останется на твоей совести. Ты же никогда не сдаёшься?

– Нет! – выкрикнул парень, пристально вглядываясь уже в мою душу.

– Как тебя зовут?

– Сергей.

– Красивое имя. Тебе подходит. Твой долг сейчас – исполнить мой приказ. Дальше жизнь расставит всё по местам. Ты понял, что надо сделать?

Ничего красивого в его имени нет. Но надо было чем-то взбодрить надломленного парня. Парень кивнул. Глаза прояснились. Он словно очнулся от странного и страшного сна. Теперь он знал, что делать.

Мы быстро доехали до Большого проспекта на Петроградской. Без пробок и происшествий. Парень выскочил, открыл передо мной заднюю дверь и заученно произнёс:

– Товарищ полковник! – Голос звучал чеканно, без надлома.

Я вздохнула. Вообще-то подполковник. Но для дела житейского можно повыситься в звании. Это ведь не большой грех. Для сержанта и капитан почти как министр обороны. Опираясь на трость, я поковыляла по стаявшим и обледеневшим сугробам, превратившимся в опасные надолбы. Как бы не упасть! И вдруг я оглянулась, словно что-то почувствовала. Сергей внимательно смотрел мне вслед. Нет, не затем, чтобы узнать, в какую дверь я вошла. Он хотел оставить меня в своей памяти. И я ушла.