– Ага, сейчас. – Христофор насмешливо фыркнул, но юркнул под стол, а затем вышел из кухни.

Родители никак не вмешивались в происходящее, предпочитая даже не смотреть на сына. Христофор рос как сорняк в огороде, и было неудивительно, что младшие дети, четырех и пяти лет, до сих пор ходили в памперсах. Ульяна и Любомир отличались от старшего брата тем, что вели себя боязливо и покорно, ища у гостей защиту от кулаков Христофора. Зулай, поджав губы, рассматривала крошки сухарей на столе.

– Спасибо за еду, тетя Полина! – очаровательно улыбаясь, поблагодарили меня Ульяна и Любомир.

Они единственные догадались это сделать.


После своеобразного ужина-обеда Ульяна помогла мне спрятать пакет с чеченскими дневниками на антресоли в прихожей.

– Христофор отбирает вещи, тетя Полина, – сказала она. – У Зулай он забрал пудреницу и не отдает! Надо спрятать самое важное.

– Почему Христофору позволено так себя вести? – спросила я Любомира и Ульяну.

Дети пожали плечами, а Зулай пояснила:

– Марфа Кондратьевна в нем души не чает!

Припрятав дневники, я нашла для детей более-менее свежие вещи в шифоньере: вместо разложенных на полках вещей там громоздились мешки с тряпьем.

– Вы можете попроситься в туалет! Зачем вам памперсы? – Я повела Ульяну и Любомира в ванную и помыла своим шампунем.

– Тетя Полина, зачем вы это делаете? – спросила Ульяна.

Вначале я не поняла вопроса. Но через несколько минут дети объяснили, что раньше шампуня не видели.

– Мыться с мылом и шампунем – хорошо, – объяснила я.

– Шампунь?! Что такое шампунь? – удивлялись они.

Оказалось, что детей изредка мыли обычной водой. Дети впервые увидели, что существует мочалка, узнали, что мыться нужно в теплой воде.

– Мама сажает нас в холодную ванну и уходит… – поделился со мной Любомир.

– Мама на нас памперсы надевает, чтобы мы не писали на диван, – объяснила Ульяна.

– Скажите мне, когда захотите писать. Я вас отведу в уборную, – сказала я, переодевая их в чистое белье.

– Лучше в памперс пописать. – Любомир нахмурился. – У туалета может побить Христофор. Он всегда нас бьет.

– Буду вас защищать! – пообещала я.


Чтобы уложить детей спать, мне пришлось из горы комканого белья, валявшегося на полу, выбрать для них подушки, простыни и одеяла. Манера держать постельные принадлежности посреди гостиной оказалась для этого дома нормой. Дети и Зулай жили в большой комнате с лоджией, объединяющей гостиную и кухню.

Ветхий скрипучий диван с торчащими наружу пружинами служил кроватью для Ульяны и Любомира. Лохмотья обоев висели над головами детей вместо ковра. Стены «украшали» рисунки карандашом, похожие на те, что археологи находят в древних пещерах.

Едва я начала укладывать младших, Христофор, поймав в коридоре кошек, с размаху зашвырнул их на диван.

– Мне все можно! Мне все разрешают! – задорно орал Христофор.

Я подошла к нему и схватила за руку.

– Я тебе не разрешаю! – сказала я, глядя мальчишке в глаза, после чего вытолкала его в прихожую и закрыла дверь.

Христофор несколько минут не мог прийти в себя: такое с ним случилось впервые в жизни. Ему – возразили. Помолчав немного, он притворно заныл, выказывая таким образом свое недовольство, а затем, хихикнув, отправился спать в комнату отца.

– Мы боимся Христофора и Аксинью, – признались Любомир и Ульяна.

– Аксинья меня била головой о батарею, кровь текла, – всхлипнул Любомир.

– Сделала ему сотрясение мозга, – пояснила Зулай, лежа на матраце у лоджии.

– Что вы любите больше всего на свете? – спросила я детей.

– Компьютер! Я могу играть в него целый день, если мама забудет запереть кабинет! И молочко люблю! – оживился Любомир.