– Стоим в очереди на квартиру как многодетная семья, но ничего нам не дают, – сетовала Лариса, в час ночи забирая от меня сыновей.

На рассвете раздался звонок – ожил стационарный телефон, валявшийся среди блокнотов и книг в глубине коридора. Зулай позвонила из поезда, желая меня предупредить: по кодексу чести на Кавказе так обязан сделать каждый, если его земляк в опасности.

– Полина, мы с тобою родом из Чечни, мой долг – защитить тебя. Никому в семье Марфы Кондратьевны не доверяй. Хозяин дома – такой же притвора, как его сын Христофор! Сама не знаю, куда от них сбежать! Мне некуда. Я боюсь потерять ребенка рядом с дьявольским Христофором!

– Ничего, не волнуйся, Зулай, за три недели, пока вас с госпожой Тюкиной не будет, я постараюсь перевоспитать его, – пообещала я.

– Не забывай гонять детей в ванную, они не приучены к чистоте, чуть зазеваешься, они уже вшивые и с глистами!

– Неужели все так плохо?!

– Да! И с родителями такая же беда. Христофор просто исчадие ада!

– Он станет лучше.

– Не верю, Полина! Это еще никому не удалось.

– Я попробую.

– И отца его попробуй исправь. Христофор берет с него пример…

В трубке слышался стук колес, проникавший в наш разговор, но едва в него вклинился вопросительный возглас Марфы Кондратьевны, как Зулай испуганно замолчала и отключилась.

Оторвав Ульяну и Любомира от телевизора, я показала им букварь, и за пару дней мы выучили названия некоторых зверей и птиц. Дети совершенно не были подготовлены к поступлению в первый класс.

После обеда, во время которого, за неимением других продуктов, подавалась гречка, посыпанная сахаром, я украдкой делала записи в тетрадь.

«Привет, Дневник!

Я попала в удивительное место, где обитают то ли блаженные, то ли другие ментально люди. Они не признают порядок, живут в хаосе и, похоже, счастливы. Мне хочется верить, что хозяйка дома – Марфа Кондратьевна – не обманет нас с мамой и поможет переехать в Москву. В селе Бутылино, где мама ютится в коммуналке без удобств, не прекращаются угрозы. Маме не прощают рассказов о чеченской войне и погибших мирных жителях.

Лев Арнольдович рассказал, что пенсии и пособия на детей в столице в несколько раз больше, чем на периферии, главное – московская прописка. Поэтому у него и у Марфы Кондратьевны есть время заниматься правозащитной деятельностью и официально нигде не работать. Его супруге принадлежат три квартиры в столице, две из которых она сдает, а в одной они живут и принимают гостей с Кавказа.

Мама в администрации Бутылина предупредила, что уедет в Москву. Ей заранее отключили электричество, воду и газ. Холода в этом году обещают в ее краях суровые, а все коммуникации перекрывают минимум на три месяца. Маме пришлось подписать добровольное согласие.

Также мама продала шифоньер и кровать, чтобы накопить деньги на билет до Москвы. Она спит на полу, мерзнет и ждет сигнала отправляться в путь. Полина».

Вечером Лев Арнольдович, удобно устроившись на раскладушке, читал «Новую газету» и пил коньяк через яркую соломинку синего цвета. Аксинью он запер в кладовке: она рычала, и были опасения, что изобьет детей.

Ульяна и Любомир вместе с сыновьями Ларисы сидели вокруг меня в гостиной; я штопала дырявые носки, найденные в корзине для грязного белья, и рассказывала детям сказки Шарля Перро. Повезло, что я захватила с собой в поездку иглу и нитки, – в доме Марфы Кондратьевны подобного инвентаря не держали.

Дети спрашивали меня про Кота в сапогах, как сложилась его дальнейшая судьба, нашел ли он пушистую даму сердца, родились ли у них умненькие котятки, и мне приходилось фантазировать, дополняя старую сказку новыми персонажами.