– А ты готовить умеешь?

– А чего там уметь! Яичницу, супчик, картошки на сале нажарить. А знаешь, какие мы позы дома лепим? Во! – Светка сложила чашечкой обе ладони. – Сочные! Любишь позы?

– Конечно. Я вообще поесть люблю.

Мама и бабушка навещали Лелю по очереди, через день, и приносили то куриный бульон, то домашние пирожки, чтобы Леля не оголодала на больничных харчах. Папа передавал приветы и говорил, чтобы она скорее выздоравливала, пока их лыжня не растаяла. Леля и не рассчитывала, что он будет приходить к ней в больницу сам. Это было бы для него слишком сентиментально, да и потом, не так уж она, в конце концов, больна. Уроки Леля забросила, решила, что догонит потом, зато вперемешку с «Темными аллеями» честно прочитала «Молодую гвардию». Она ужасно соскучилась по девчонкам, по Иришке, которая приходила к ней пару раз и рассказала, что они с Игорьком сходили в кино и он проводил ее до дома, а потом они зашли в подъезд и там целовались. И Игорек не хотел уходить, но ему надо было бежать, потому что увольнительная заканчивалась. В больнице Леля соскучилась даже по пианино и, конечно, не могла дождаться, когда придет в бассейн. Она представляла себе, как вдохнет знакомый резкий запах хлорки, встанет на тумбочку, скрутится в пружинку, коснувшись пальцами стоп, а потом стремительно, как стрела из лука, рванет вперед, слегка зависнув в полете, и вонзится всем телом в прохладную голубую, разделенную на кафельные клеточки воду.

Леля стояла у зеркала в умывалке и ждала, пока вода в горячем кране станет хоть чуть-чуть теплой. Перед отбоем все разбредались по своим палатам, и в отделении стояла мертвая тишина. Леля выдавила на щетку белую гусеничку пасты и принялась чистить зубы, держа пальцы левой руки под струей. Вода почему-то так и не потеплела. Леля умылась, вытерла лицо вафельным полотенцем, собрала волосы в высокий хвост. Она уже не была такой бледной, или, как говорила мама, такой зеленой, как первые дни в больнице. Даже отражавшиеся в зеркале истошно-зеленые стены умывалки не могли испортить впечатления: от прохладной воды щеки порозовели, а белки карих глаз – Леля наклонилась вперед и вытянула шею, чтобы рассмотреть поближе, – были отчетливо-голубыми. Она отстранилась и глянула на себя искоса, как Зинаида Серебрякова на своем автопортрете. Густые, тяжелые волосы, яркие карие глаза. Леля любила дома листать альбом с репродукциями ее картин.

Она не спеша вышла из умывалки в полумрак узкого коридора и вдруг услышала, что в тупичке у запасной двери, которая вела в курилку, кто-то завозился:

– Эй, – позвал оттуда мужской голос, – ты что, уже спать собралась?

Леля обернулась: крепкий силуэт, белые адидасовские лампасы. У нее гулко стукнуло сердце.

– Иди сюда, – мотнул головой Зорик.

– А ты чего здесь? – Леля сделала пару шагов в темноту и остановилась.

– Тебя жду.

Он потянулся вперед, взял ее за руку и осторожно притянул к себе так, что они оказались почти вплотную друг к другу. Леля не успела подумать, что дальше, как вдруг Зорик рывком крепко обнял ее обеими руками чуть выше талии. Это было совсем не похоже на то, как обнимали ее мальчишки на дискотеке, когда приглашали на медляк. Лелины руки оказались притиснуты к бокам, как у солдата по команде смирно, в одной болталось вафельное полотенце. Леля чувствовала терпкий запах его одеколона, только теперь он был смешан с незнакомым, чужим жаром сильного мужского тела. У нее перехватило дыхание. Стоять так было неудобно и тесно, а его лицо, его губы были совсем близко… Она подняла глаза. Зорик смотрел на нее серьезно, не улыбаясь.