Танкер «Шексна»
Май-июнь 1993 г.
Мартовский сон
И снится чудный сон походный:
Одни стоим на берегу,
Костюм тропический, немодный,
И ноги в тапочках в снегу.
Вокруг деревья в лист одеты,
Сквозь снег зелёная трава,
И льются птичие сонеты,
Кружит от счастья голова.
А воздух пряно-золотистый,
И не качает, не штормит,
Роса жемчужиной искристой,
И ветер кронами шумит.
Бежит дорога, вдаль скрываясь,
Она и тянет, и манит,
За горизонтом обрываясь,
В поход собраться нам велит.
А что же мы, глазам не верю:
Походный штаб, ужель опять?
Да, это братство не измерить,
И сухопутным не понять.
Но что же это за холмами?
Стоит просторная изба,
И мы туда несёмся сами,
Туда толкает нас судьба.
Вошли и сразу обалдели:
Громадный стол, да как накрыт!
Такого мы ещё не ели,
Враз разыгрался аппетит.
Отведав фруктов, мяса, водки,
И охмелевшие слегка,
Промолвил кто-то: Эх, молодку,
Тогда бы кайф наверняка.
И тотчас двери отворились,
А там в шеренге нумера,
Стыдливо очи потупились,
Пора, товарищи, пора!
И вмиг растаял штаб походный,
Лишь общий стон из-за дверей,
И крик души, теперь свободной,
Терпевшей муку столько дней.
Лишь только утро засветилось,
Всё сызнова вернулось вспять,
От сна сознанье пробудилось:
Иллюминатор, море, Бл-ь!
Блажен, кто верует
Блажен, кто верует в любовь,
Блажен, кто верит в справедливость,
Блажен, кто проливает кровь,
Надеясь на Господню милость.
Блаженны мы, и в том числе,
Живём и ожидаем чуда.
На нас сидят, как на осле,
И перед носом манят блюдом.
Блажен, кому мочись в глаза,
А он от радости растает
И мнит, что Божия роса
Из глаз по лику истекает.
ТАКР – авианосец «К»
Плавучее «угробище», ах, мать твою ети,
Механикам «уродище» никак не завести,
Никак не можем тронуться – на якоре стоим,
Мы в группе охранения, а значит вместе с ним.
Качается, качается под нами океан,
Никак не унимается наш бешеный канкан.
Облезла авиация, облитая водой,
Лишь вертолёты чахлые стрекочут над волной.
А глупое «железище», две тыщи человек,
Стоит и тихо думает: остаться б тут навек.
Как символ развалившейся по всем статьям страны,
Которую распродали верховные чины.
Смеются страны Запада,
Злорадствует Восток.
Они нас распатронили
И вдоль, и поперёк.
Как всё это было…
Авианосец
Я навсегда запомнил это чудо,
Что мудро ТАКРом нарекли.
И вам скажу: Большой, паскуда,
В него все деньги утекли.
А дело было к юбилею —
Нам триста лет должно справлять.
На заседанье ассамблеи
Решили флот наш показать.
И показали, в Бога душу,
Куда кого ещё послать.
И я вам клятву не нарушу,
Могу всю правду рассказать.
Авианосец изначально
Был в Севастополь наряжён,
Но Черноморский флот, печально,
Уже тогда был обречён.
Авианосец «сделал ноги»,
Скорей на Север, а потом
Заледенел красавец строгий,
Лишь мат крутил его винтом.
А тут поспела и причина,
Да как причиной не блеснуть.
И президент наш, «молодчина»,
Решил немного фраернуть.
Приказ был дан – так к исполненью:
Оттаять, вычистить, врубить,
И чтобы всё, без исключенья,
Могло крутиться и варить.
Балтийский флот в режиме попы,
Дежурной, я имел в виду,
С авианосцем должен топать
У блока НАТО на виду.
И вот пошли. То нас качало,
То мы качались по себе,
Враги, открыв свои «хлебала»,
Шептали: Это как во сне!
Узлов по шесть, когда и восемь,
Плелись сквозь обалдевший мир,
А что поделаешь, не бросишь —
Он наш отец и командир.
А там хрустело и ломалось,
И ржа кидалась на трюма,
Вода и топливо терялось,
Короче, горе от ума.
И в этой круговертной страсти
Велись полёты и БП,
Скрываясь, делались напасти,
От центра прятались ЧП.
Американцы в изумленье
Кричали: Хау ду ю ду!
Ни тени не было сомненья —
Корова русская на льду.
А что про Сирию, ребята,
Так я вам так о ней скажу:
– Страна – дерьмо, и маловата.