Я открываю глаза и смотрю на Эдгара. Слишком серьёзно – сейчас не могу иначе.

– Я пришла к такому же выводу. Наверное. Не знаю. Но давай пока не будем говорить об этом. Слишком всё стремительно и быстро. Я не успеваю привыкать. Но я стараюсь, честно.

Он кивает и больше не пристаёт. Может, даже злится. По его лицу сложно понять: сплошные углы, резкие линии, жёсткий взгляд. Он редко улыбается. Но если уж делает это, то от души. И смех у него хороший. Широкий. Я люблю такой. Без натуги, без деланности, без лживого выдавливания.

На пороге ресторана Эдгар хочет что-то мне сказать, но то ли не решается, то ли передумывает. Он лишь поправляет мне волосы и берёт за руку. Пристраивает её на своём локте. Прям идеальная парочка.

– Чета Гинц! – кланяется дурашливо чуть ли не в пояс этот записной бабник, а я вздрагиваю от фамилии Эдгара, которую Сева присоседил и ко мне. Моя дрожь не проходит незамеченной. Эдгар лишь крепче прижимает к себе мою руку и накрывает ладонь второй. Успокаивает? Или даёт понять, что не доволен? – Вы почти вовремя! Полчаса – такая безделица! Первое блюдо даже остыть не успело!

Он язвит. Эдгар невозмутим.

– Добрый вечер Всеволод.

Сева разглядывает меня бесцеремонно, цокает языком, отодвигает стул, приглашая сесть. Я вижу, как почти незаметно у моего спутника дёргается желвак на щеке.

– Тая, Тая, Тая. Не удивлён, но поражён. Чувствую, не одна челюсть грохнется на пол и разлетится вдребезги.

– Мелехов, может, ты успокоишься? Перед нами можно не играть. Мы не публика.

Льдины и айсберги. Жидкий азот. Тотальное обморожение, когда не выдерживают приборы. Он так холоден, что у меня рука начинает мёрзнуть в его тисках. Хотя ладони у Эдгара невероятно горячие.

– Ладно-ладно! – сдаётся в плен Сева и примирительно поднимает руки вверх. – Один-один. Я забываю, что ты впервые за столько лет наконец-то опоздал, а ты перестаёшь осквернять пространство своим убийственным морозильником.

Эдгар молчит. Сева делает рука-лицо и подзывает официанта. В полнейшей тишине мы изучаем меню. Господи, куда меня занесло. Здесь же названия – язык сломать можно. Не испанская кухня явно. И все эти тра-та-та для меня пустой звук. Мне бы сытного чего-нибудь. Горячего. И побольше.

– Тая? – я набираю воздух в лёгкие и боюсь брякнуть не то. – Ты позволишь за тобой поухаживать?

Киваю осторожно, и он делает заказ на двоих. Мясные и овощные закуски и наконец-то горячий суп. От его аромата кружится голова. Не знаю, как я не накинулась на него, а смогла есть вполне достойно, но жмуриться от удовольствия мне никто не запретил. Тем более, эти двое заняты друг другом и на меня не смотрят.

– Есть три новости. И даже не знаю, хорошие они или плохие, – ковыряется вилкой в салате Сева. Он явно не голоден в отличие от нас.

– Не юли, – Гинц расправляется с закуской. Чёткие движения. Ест быстро, но очень правильно. На него приятно смотреть. Воображение почему-то рисует, как сидит он на кухне и ест мою стряпню (жена же должна кормить мужа после тяжёлых рабочих будней?), а я сижу, как простая баба, подперев кулаком щёку, и с благоговением смотрю, как тают мои кулинарные шедевры. Синица сказала бы, что я старомодная доморощенная перечница без намёка на юность и креативность.

– У меня телефон, что у павиана жопа – красный. Спрашивают, правда ли, что ты женился.

– Всем отвечай: правда. Дальше.

– Вижу ты не удивлён, – Сева сверкает глазами и кривит рот в ухмылке. Чем-то он сейчас мне противен. Скользкий какой-то, ненатуральный. Дёрганый, как марионетка. Словно кто-то большой и уродливый стоит за ним в тени и дёргает за ниточки. И, хочешь не хочешь, приходится ему то улыбаться, то рожи корчить. Странно, что Эдгар этого не видит. Или видит? А если да, то почему держит Севу так близко?