И когда мы сцепились, я понял, что у меня нет шансов.

Мне не нужно было подтверждений, чтобы понять – она правдаважна ему. Настолько, что от одной мысли, что она принадлежит кому-то другому, у него сносило крышу.

Наша драка была предсказуема. Я знал, что это произойдёт. Ждал этого. Видел, как он бесится, как сжимает кулаки, как почти срывается. Он хотел ударить с самого начала, но сдерживался

Я сделал этот шаг за него.

Первый удар пришёлся на скулу, но я даже не почувствовал. Всё, что было дальше, размывалось в шуме, в толпе, в сломанных костяшках пальцев, в злости, которая не отпускала, пока я не оказался на полу.

Я привык считать, что такие, как он, давно перестали чувствовать.

Слишком жестокие, слишком самовлюблённые, слишком эгоистичные, чтобы по-настоящему испытывать что-то настоящее.

Но, мой косяк. Если почувствовал я, тот, кто давно жил, как механическая машина, не позволяя себе лишнего, не позволяя эмоциям захлестнуть, если даже я не смог заглушить это дерьмо внутри, почему я решил, что у Даниила не получится?

Мне принесли виски, и я сделал медленный глоток, ощущая, как алкоголь мягко обжигает горло, оставляя за собой привычную горечь. Мой взгляд снова упал на окно, за которым тянулись огни ночного города, расплываясь в размытую картину, от которой нельзя было отвести глаз. Я усмехнулся, покачав головой.

Марина. Чёртова ищейка.

Она всё просекла почти с самого начала. Мои чувства к Лисе, моё бессознательное влечение, мои эмоции, которые я, как мне казалось, тщательно скрывал. Но она молодец – не сказала ни слова. Ни Лисе, ни мне. Просто наблюдала, молчала, хранила эту чертову тайну, будто это вообще её дело.

Её звонок выбил меня из колеи.

Она не сказала ничего лишнего, но в голосе сквозило что-то, чего я не мог проигнорировать – странное напряжение, предостережение, намёк на то, что я должен знать.

Лиса с Даниилом.

Я знал, что так и будет.

Наверное, где-то в глубине души я был даже рад. Лиса нашла то, что искала, дождалась того, кого ждала, и теперь, возможно, была счастлива. Разве это плохо? Разве я не должен был испытывать облегчение? Разве это не логично?

Я поморщился, выдохнул, поставил стакан на стол.

Чёртов характер.

Мне вечно подавай катарсис. Вечное накаливание эмоций, вечную борьбу, вечную драму, вечное желание что-то переживать на пределе. Я ненавижу чувство проигрыша, но не могу не быть рад за неё. И меня это убивает.

Я провёл рукой по лицу, пытаясь стряхнуть с себя это состояние.

В голове всплыл голос человека, который когда-то давно научил меня видеть.

– Настоящий фотограф должен уметь чувствовать чужую боль сильнее, чем свою собственную. Только тогда он поймёт, что такое искусство.

Эти слова вбивались мне в голову снова и снова, возвращались в моменты, когда я смотрел в объектив, когда искал кадр, когда пытался поймать эмоцию, чтобы зафиксировать её навсегда. Я всегда знал, что в любом снимке есть две грани – та, что принадлежит тебе, и та, что принадлежит другому человеку. Фотограф не может думать только о себе, не может жить только своими чувствами, иначе он потеряет главное – способность видеть чужие истории.

И сейчас мне хотелось бы забыть о своейистории.

Хотелось бы просто порадоваться за неё.

Но легче от этого не становилось.

Глава 2. Артем

Самолёт мягко коснулся полосы, и лёгкий толчок прокатился по салону. Я открыл глаза и посмотрел в окно – утренний Париж ещё дремал, но аэропорт уже кипел движением. Город встречал меня серым небом и влажным светом раннего утра. Гул двигателей, приглушённые разговоры пассажиров, чей-то тихий смех с задних рядов – всё слилось в общий фоновый шум.