Какое уж тут личное-частное бытие молодого писателя! Дни моей молодой творческой жизни стремительно таяли. Да что там, творческой – дни моей жизни на свободе!

Честно говоря, в тот момент я и правда не представлял, какой могла быть развязка. Как вообще выкручусь из всей этой ситуации.

Может сложиться впечатление, что я пишу о себе да о себе. Ничего подобного! Я пишу о Цесельчуке!

Вдруг звонит мне знакомый поэт и мастер жизни Федя Филиппов и, по своему обыкновению, простым русским языком обрисовывает мою ситуацию точно как она есть:

– Что, хреново тебе живется, Сергей Анатольевич?

– А есть варианты, Федя? – отвечаю не без резкости.

– Это, – усмехается Федя, – судьба всех нас, гениев. – И тут же, без всякого перехода спрашивает: – Ты Диму Цесельчука знаешь?.. У-у, – говорит, – это человек! Это основа!

И начинает растолковывать, что, дескать, существует такой Профком, или еще по-другому, Комитет Литераторов, общественная организация, председателем которой и является Цесельчук. Что-то вроде, отделения Литфонда, того самого, дореволюционного, который еще Максим Горький с Гумилевым создавали для помощи «пьющим литераторам», а в жуткие годы революции выбивавшего для голодающих писателей и поэтов пайки от молодой Советской Власти. И вот теперь, в условиях неких демократических реформ и объявленной Перестройки, группе слегка диссиденствующих энтузиастов удалось учредить и зарегистрировать собственный творческий союз – под соусом недавно принятого закона об общественных организациях.

– Будешь вступать? Я уже вступил!

– А смысл? – поморщился я, все еще не понимая, какой прок от этих дурацких союзов, диссидентских ли, верноподданнических ли.

Мало у нас и без этого проблем? Можно сказать, только-только распрямились, вздохнули свободно с сознанием собственного индивидуализма и эгоизма, послали подальше все эти октябрятские, пионерские и комсомольские организации, ДОСААФы и прочие Пролеткульты, а тут опять какие-то «инициативы снизу», взносы, собрания, рутина… Единственной организацией, тяга к вступлению в которую была заложена, так сказать, на генетическом уровне, был аристократический СП, членство в нем давало массу реальных привилегий и возможностей. Впрочем, на тот момент о вступлении в настоящий Союз Писателей мы, естессно, даже мечтать не могли. Хотя бы потому, что большинство из нас не только ничего не опубликовало (а требовалась как минимум опубликованная книга!), но даже не написало. Не говоря уж про блат, рекомендации и т. д.

– Смысл? – фыркает Федя. – Еще какой! Во-первых, ты получаешь членский билет, официально удостоверяющий, что ты литератор и представитель свободной профессии. Не работай сколько твоей душе угодно, никто тебя больше не привлечет за тунеядство!

Прямо как у профессора Преображенского. «Дайте мне бумагу, но только такую бумагу, железную, бронированную, чтоб больше ни одна шельма не посмела ко мне и носа сунуть!»

– Во-вторых, – продолжал Федя, – как труженик-надомник, ты получаешь право на дополнительные 20 квадратных метров жилой площади.

– Неужели?

– Я свои квадраты уже получил! Когда подошла очередь на расселение моей коммуналки. Теперь, как человек семейный и солидный, проживаю в чудесной трехкомнатной квартире с гениальным видом на Кремль…

Это было похоже на волшебный сон. Еще бы.

– Ну что, будешь вступать? – уже почти с обидой проворчал Федя.

– Да!! Что для этого надо?

На следующий день Федя привел меня к Цесельчуку. Мимолетная, в общем-то, встреча. Дима, это Сережа. Сережа, это Дима.

Он показался мне ветхозаветным вождем и пророком, вроде Авраама-Моисея. Бородатый, мудрый. Может быть даже, прости Господи, не за ради красного словца говорю или богохульства, – на Саваофа, каким Его изображают на малоросских иконах. Представьте только, народ с нежностью, без тени фамильярности или ехидства называющий своего вождя, солнцеподобного пустыневодителя – просто Дима!