По правде сказать, современные литераторы не особо сведущи в жанровых хитросплетениях. Да и особ не печалятся.

Многим пишущим, наверное, знаком это процесс – рождения произведения – рассказа, миниатюры. Думаешь ли в этот момент о каких-то там жанровых свойствах? Нет. Перебираешь какие-то слова, образы. Как мелодия, как песня. Мне нравится аналогия с музыкой. Композитор работает на пространстве семи нот, ограниченном кол-ве ритмов, гармоний, пространстве, которое исследовано до атома. Но «Дыры» удается отыскать. Самые простые мелодии – как правило, самые красивые и яркие. Там где, казалось бы, всё вычищено – что-то чувствуешь, что-то находится.… Потом начинается что-то вроде золотой лихорадки: как в рассказе Джека Лондона, что-то странное приключается со временем, с его течением – от рассвета до заката проходит— словно всего несколько минут… Но ведь и читатель, если автору удается нащупать золотую жилу, испытывает то же самое…

Конечно, когда произведение готово, бывает любопытно попытаться проанализировать его структуру и генезис.

Моя вторая литературная профессия – переводчик. Последние годы я перевожу на литературный английский. То есть на язык изначально мне чужой. В отличие, например, от Набокова.

И вот какое удивительное я сделал открытие – в процессе перехода на английский. Читая в оригинале Лондона, Фаулза, Кинга – вдруг осознал, какие скромные средства (при моем весьма ограниченных языковых возможностях) требуются для того, чтобы в моей голове возник детальнейший, до мельчайших изгибов и оттенков проработанный образ…

Кстати, весьма искушенный в писательском ремесле Стивен Кинг пишет о чем-то подобном. Литература – есть своего рода гипноз и телепатия. И магия. Например, если напишете нечто весьма примитивное, примитивным языком, простыми словами: «На столе, покрытым скатертью в горошек, стоит клетка с кроликом, на боку у которого выведены зеленые цифры 66…» Вы тут же представите себе определенный стол, скатерть в красный горошек, железную клетку с никелированными прутьями, белого кролика с розовым носом и неровные, словно намазанные зеленкой, цифры… Как, откуда? Ничего этого в убогом тексте не было!.. Но я скажу больше: вы не только увидите эти почти осязаемые подробности, но и почувствует нечто другое – загадочное, глубокое пространство вокруг…

Жанры, приемы… Классический писатель, бедный, мучается, постоянно в сомнениях – писатель ли он. А вот у женщины проще. Приносишь деньги – писатель. Не приносишь – не писатель. Опять приносишь – опять писатель… И только мы понимаем, что писатель – раз и навсегда писатель!

Очень кратко. Проза и стих: дивергенция или конвергенция?.. Думаю – полная, безоговорочная конвергенция. Прошли времена формальных экспериментов. Как в Оптимистической Трагедии (кстати, пример синтеза многих жанров), которую я сейчас перевожу – где в текст встраивается ритмическая проза и чисто поэтические образы.

Но все ж в Каннах – приз дали не за художественные изыски и эксперименты – а в категории лучшая Революционная Эпопея.

Иногда хочется воскликнуть: какие там жанры, какая там эстетика!

Литература без иерархии, без императоров и фараонов (как и жизнь вообще) превратилась в сплошное Гуляй-Поле. Никто не видит ни смысла, ни потребности чему бы то ни было соответствовать. Случайные люди не чувствуют себя обязанными хотя бы иногда заглядывать в орфографический словарь. Какие уж тут пирамиды и маяки! Одни землянки, да хутора.

Да самозваные «батьки» и «мамки».

Также хочу сказать о запретах совсем иной природы. О том, что, наверное, имел в виду Щедрин – говоря о литературе как о «путешествии в