– Мне кажется, вместе с распиской он потерял веру, веру в мечту и в то, что способен ее достичь, – произнес я задумчиво. – Иные будто влюбляются в свое несчастье и страстно упиваются им, не желая от него оторваться, тогда как их прошлое и былые светлые надежды становятся лишь придатком их поражения, а они – его рабами.

– Стряпчий приглашает, – прервал мою мысль бесцветный голос из недр чиновного улья.

– Идите, – кивнул мне Дилан, – я старик, торопиться – удел молодежи.

– Спасибо вам, господин корабел, – поблагодарил я. – Карид да будет вам спутником!

– Полагаю, мы еще увидимся, господин чтец.

Обитель стряпчего длиной около четырех, а шириной – трех локтей, сходная, скорее, с овощным коробом, нежели с приемной, вмещала в себя два крохотных стола, один у стены противоположной проходу и один – у смежной справа от меня. Ближний ко мне стол занимал писарь, а сам стряпчий разместился за вторым столом в глубине помещения, если, конечно, называть глубиной расстояние в три шага. В углу между стряпчим и писарем возвышался ларь, до отказа забитый свитками. Вдоль дальней стены перед стряпчим приютилась лавка для посетителя, но та также не пустовала. Я, было, приоткрыл рот, намереваясь обозначить свое присутствие, как писарь молниеносно ткнул пером в следующую дверь, находившуюся в пятнадцати вершках от его уха. Во второй комнате со мной повторилось то же самое. Приоткрыв третью дверь, я был почти вдавлен в стену потоком людей, перемещавшихся к выходу из улья. Первым перед моим носом прошмыгнул рыжий коренастый чиновник, пробасивший: «Обождите!», вдогонку за ним проскакал проситель, гнусящий: «На вас вся надежда!» и в заключение трое пихающих другу друга в спину молодых людей, шепчущих: «Отец, подарочек не забудь ему…» и походивших на просителя, как две капли меда. Заглянув в третью комнату, я обнаружил точно такую же обстановку, как и в предыдущих, только очередная дверь находилась теперь не напротив, а сбоку. По-видимому, один из молодчиков горстью ранее висел на потолке, иначе трудновато было объяснить, как промчавшаяся мимо меня ватага здесь размещалась. Писарь, не поднимая глаз, устало махнул пером в сторону скамьи. Я еще раз оглядел комнатушку и передернул плечами при гадкой мысли о том, что Двирид проводит дни в такой же глухой безоконной клетке. Позади меня раздался резкий скрип: стряпчий вернулся. Я успел заметить в его руке небольшой мешочек, который он поспешил упрятать под плащ. «Подарочек» был успешно вручен. Рыжий чиновник грузно плюхнулся на жалобно всхлипнувшее кресло и одновременно брякнул «Ну!» (но у него получилось нечто вроде «На!»).

– Арфир-чтец к ваш…

– Ха! А у меня записано «Дилан-корабел», – воодушевленно перебил меня рыжий. – Меж тем корабел сидит снаружи, а вы на корабела явно не тянете.

– Верно, потому что я чтец. Арфир-чтец к вашим услугам, – терпеливо разъяснил я. – Господин корабел любезно уступил мне.

– Похоже, и впрямь, чтец. Ты смотри! – бросил начальник каморки писарю с развязностью, скрывавшей, впрочем, легкую настороженность. – И что же привело вас к нам, сударь книжник? – продолжил чиновник.

– Я хотел бы говорить с советником владыки по духовным вопросам.

Стряпчий крякнул.

– Крепко машете, господин чтец. Изволите шутить?

– Отнюдь.

– Эх, везет вам, что денек сегодня знатный. Внесу уж я вас в список и неделек так через семь…

Моя рука прервала этот снисходительный зачин, разместив перед чиновными веснушками свиток с печатью.

Рыжий побледнел.

– Я сейчас уточню… господин чтец, – пролепетал он. – За мной… пожалуйте.

С этими словами стряпчий растворился в улье, и я поспешил следом.