Лида розовеет и тоже смеётся.

– Зануда какой, – ворчит.

– Ну не надо. Не всегда, – с умным видом смотрю на часы на запястье, – Все, поехали.

– Макс, я же на машине, – Лида все еще пытается сопротивляться. Наивная душа.

– Я тебя домой отвезу, завтра заберешь, – не оставляю ей ни одной возможности сбежать.

“В конце концов, на ближайший месяц практики я вроде как ее начальник. Так что пусть подчиняется,” – улыбаюсь про себя.

Внедорожник Макса трогается. Защелкиваю ремень безопасности непослушными пальцами.

Я вибрирую вся. Внутри меня клокочет целая буря из термоядерной смеси эмоций. Растерянность, смущение, возбуждение, что мы снова так близко, которое я никогда не могла контролировать, и горькое разочарование. До слез.

Кажется, произошло то, чего я боялась большего всего. Максим ударился в чувство вины, и теперь собирается его искупать передо мной в своей голове. Не хватало, чтобы еще начал меня жалеть!

Колобов вообще склонен ко всяким сердобольным порывам. Всегда прикуривает бомжам, переводит деньги больным детям, увидев рекламу, сдает донорскую кровь каждые два месяца и даже примерно ходит на университетские субботники, пару раз умудрившись затащить туда еще и моего брата, который искренне не понимает, почему нельзя просто доплатить сверху дворнику, а не убирать мусор самому, и все будут счастливы.

Зная это, я подозревала, что так будет, но надеялась, что Макс все-таки не поставит меня в один ряд с брошенной хозяином собакой, которую обязательно надо накормить и хоть немного приласкать. Чтобы не скулила. Потому что ему ее жалко.

Сейчас я чувствую себя именно той собачонкой, и мне милосердного Колобова хочется прибить. И действительно тихонечко поскулить – так поднывает раненая гордость и неразделенная любовь.

Я знаю, что он меня не любит.

Утром я ощутила это в миллионный раз, когда встретилась с братом и Анжеликой во дворе у Эмиля. Мы с Эндж должны были вместе ехать на работу, но Ярик ее перехватил и повез сам, хоть ему и пришлось из-за этого даже выбесить отца. При этом брат так смотрел на Эндж, будто сдохнет, если она просто сядет не в его машину. Вот примерно так выглядит любовь, а не "я тебе ничего не обещал", брошенное раздражённым тоном. На контрасте это ощущается особенно остро.

Макс включает музыку, но в салоне все равно оглушающе потрескивает тишина между нами. Ловлю на себе его косые беглые взгляды, жалящие то тут, то там.

Отворачиваюсь к окну, но мое периферийное зрение упорно живет своей жизнью и продолжает следить за соседом.

На языке вертится что-то вроде "ну и как там Малевич", но я никогда не опущусь до подобного вопроса.

Во мне будто рассыпаны тлеющие угли – все тело накаляется, кожу пощипывает.

Я не могу не думать о том, что произошло между нами меньше суток назад. Я, кажется, до сих пор его в себе и на себе чувствую.

Не знаю, думает ли Макс об этом – в конце концов сразу после он поехал к Малевич, и наверно у него есть более свежие интимные воспоминания после меня. И это противно осознавать до тошноты!

Но мне все равно чудится, что его взгляд изменился. Я считываю некий сексуальный акцент, который давит гораздо сильнее, чем обычно. Буквально ожогами покрывает любой оголенный участок кожи. Не просто ленивый мужской интерес, который в исполнении Макса вообще ничего не значит, а сконцентрированное желание, вязкое и удушающее.

Но, уверена, это лишь мои фантазии. А ему все равно. И только излишняя совестливость мешает.

– Давай ко мне сначала заедем? – предлагает Макс хрипло и откашливается, в очередной раз мазнув по мне плохо читаемым взглядом.