– Я пригласил вас, потому что мне доложили, что вы неплохо себя зарекомендовали, – сказал желтый человек и тоже поднял к губам свой стакан, только вместо того чтобы проглотить, покатал виски во рту и выплюнул обратно. – Организовали людей, предотвратили панику. Но есть один нюанс – вы не знаете, что происходит, так ведь?

Капитан вспомнил о своем сбежавшем арестанте и проблемах, которые ждут его, если того не удастся поймать, кивнул и посмотрел на графин.

– Разумеется, не знаете, – продолжал желтый. – И я позвал вас, чтобы объяснить, насколько ситуация серьезна. Эти герметические ворота по обе стороны тоннеля закрылись не случайно. Существует особый протокол для чрезвычайных обстоятельств. По-настоящему чрезвычайных, вы понимаете меня?

Не найдет его старлей, думал капитан. Во рту у него было горько, по спине текло, день был трудный, и он неожиданно разозлился – на себя за то, что не запер гребаную машину, на идиота-старлея, на заносчивую бабу-гестапо и ее желтого хозяина-мумию из ненавистной конторы и особенно почему-то – на бледного заморыша справа, который ни разу за время разговора не шевельнулся, но было ясно, что спиной к нему поворачиваться нельзя. Он не стал дожидаться приглашения, снова плеснул себе виски и выпил. Точно односолодовый. Не особенно, кстати, и вкусный.

– Чё-то не слышал я ни о каких протоколах, – сказал он.

– Вам и не нужно было, – отозвался желтый своим бумажным голосом, – это не ваш уровень. Но вы можете понадобиться. Я не буду пока вдаваться в детали, но, если вы продолжите вести себя умно, для вас это может закончиться гораздо удачнее, чем для всех остальных. Оружие у вас, полагаю, с собой? И ваш молодой коллега тоже вооружен, верно?

Капитан закашлялся и облил себе пальцы. Он уже вообще ничего не понимал.

– Так вот, – сказал желтый человек. – Слушайте меня внимательно.

ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 июля, 01:34

– Вы кто? Вы доктор? – спросил молодой водитель Фольксвагена, попытался встать на ноги и не смог.

Губы у него распухли, и голос звучал невнятно, сосуды в глазах полопались. Наверное, он сильно ударился головой. Но хуже всего выглядела его левая рука, даже на расстоянии видно было, что перелом открытый и очень нехороший.

– Я пришел помочь, – сказал доктор. – Кто-то еще есть в машине?

На этот вопрос мальчик со сломанной рукой не ответил, он свесил голову между коленей и задышал тяжело, как пьяный. А может, он и правда пьян, иначе зачем бы ему на полном ходу таранить бетонные ворота.

– Вы пили что-нибудь? – спросил доктор.

Мальчик замотал головой.

– Нет, – сказал он хрипло.

Удар пришелся прямо по заднему сиденью, сломал стойки, выбил стекла, смял и порвал крышу. Трудно было поверить, что машина вообще способна вот так лопнуть пополам, превратиться в деформированный сверток цветного железа, но доктор все-таки забрался в багажник, торчавший по эту сторону решетки, и так же, как часом раньше Кабриолет, заглянул внутрь. Заднего сиденья в Фольксвагене больше не было. Нет, подумал он, нет. Я стоматолог, этим должен заниматься кто-то другой.

Он выбрался наружу, сел на корточки и открыл аптечку. Ничего полезного в ней, разумеется, не нашлось, кроме кучки марлевых бинтов, пачки стерильных салфеток, пары одноразовых перчаток и ножниц.

– Мне надо обработать вам руку, – сказал доктор. – Вставать не нужно, просто попробуйте передвинуться ко мне поближе, иначе я до вас не дотянусь.

Мальчик сидел неподвижно, как будто заснул и не слышал его. Затем шевельнулся и все-таки чуть пересел, упираясь ногами, потом еще, пока не добрался до решетки.

Вблизи рука выглядела еще хуже. Сколько прошло времени – часа два? Или уже три? Ему должно быть очень больно, подумал доктор. Удивительно, что он еще в сознании.