– Мы уже это проходили и ничего со мной не случилось. Помнишь, с Ирой и Колей? Гипнозу я поддаюсь на раз-два. – Она щелкнула пальцами. – Может, ты плохой гипнотизер?..
Ярослав глубоко вздохнул.
– Что ты со мной делаешь… Тогда с Антоном.
Арина покачала головой и невольно обернулась. Сквозь кухонный проем было видно, что происходит в гостиной. Незваная гостья сидела на диване и, кажется, понемногу начинала расслабляться: Арина отметила, что ее поза уже не такая напряженная, а на бледном лице, благодаря стараниям Антона, то и дело появляется робкая улыбка.
– Она четко вспомнила меня. Вы с Антоном пока «в запасе».
***
Погружение Арины в транс со всеми приготовлениями заняло немногим более десяти минут. Антон был очень взволнован, он до последнего настаивал, чтобы неоднозначный эксперимент проходил именно над его организмом, но Арина была непреклонна.
Гостья сидела сама не своя, и, пытаясь унять дрожащие руки, обнимала себя за плечи.
Первая фаза гипнотического сна прошла беспокойно – Арина металась и сбивчиво говорила что-то на индейском наречии. После некоторых усилий со стороны Ярослава, она успокоилась и затихла.
Когда Арина снова заговорила, присутствующие не поверили собственным ушам:
– Je m`apelle Polenn-Mary L`brun. Je suis originarie de Tulon3.
Изменился даже тембр ее голоса. Все видели, что говорит именно Арина, но эти новые интонации, акцент… Казалось, перед ними совершенно другой человек.
Тишину нарушил Антон. Подавшись вперед, он неуверенно произнес:
– Черт побери… Это же французский!
– Неужели? – Ярослав быстро проговорил несколько несвязанных между собой слов, смысла которых никто не понял, и следующую фразу Арина произнесла уже на русском.
***
Полин
Ужасный, ужасный город. Как же я скучаю по ласковому морю, длинным теплым дням, яркому, бесконечно прекрасному небу Франции. Милый Прованс…Что бы там ни было дальше, сейчас я благодарна Судьбе хотя бы за то, что мое детство прошло в этом
прекрасном месте. Теперь же мой обычный пейзаж составляют лишь серые камни мостовой, точно такие же уныло-свинцовые дома напротив и тусклый промозглый туман вечерами. Кто в здравом уме может согласиться на такой обмен? Не знаю. У меня не было выбора. Когда дядя умер, нам с сестрой пришлось переехать к нашей единственной родственнице – тетушке Мари (здесь все зовут ее Мардж), в холодную неприветливую страну, в унылый жестокий город, закопченные крыши которого снятся мне теперь вместо зеленых лугов моей родины.
Ныне же, распахивая ранним утром окно, если позволяет погода, я вижу серую мглу, а сквозь нее – грязную кирпичную стену. Да еще ржавые петли ставен на маленьких узких окнах. Здесь так мало солнца! В Провансе лето длится долго-долго, гораздо дольше трех месяцев, отпущенных ему календарем… Море теплое даже в октябре, а деревья еще зеленые. А на этом забытом Создателем острове меня преследует чувство, что здесь лето можно просто не заметить… Да и бывает ли оно тут, это лето?
Софи все нипочём. Она как будто и не заметила смены декораций – переезд ее нисколько не расстроил, а лишь подарил новые впечатления и надежды. Ее оптимизму действительно можно позавидовать – любые перемены в жизни моя сестра старается воспринимать как нечто новое, неизведанное и потому интересное до крайности. Мы практически на одно лицо, но, увы, на этом сходство заканчивается. Характером и складом ума я пошла в отца, которого совсем не помню. Так мне рассказывал дядюшка… А Софи похожа на матушку, та тоже всегда была удивительно жизнерадостной, и каждый новый день встречала с трепетом, как дитя, ожидая чудес и открытий.