В обед, когда Оленька наконец-то принесла долгожданный травяной чай и он расселся с бутербродом, истекая голодной слюной, случилась неприятность, – в окно вдруг ударилась огромная черная ворона и медленно сползла по стеклу. Он поперхнулся и отставил чай в сторону.

Тридцать три пропущенных от Натусика. Не брать, только не брать. Не мог он ничем помочь Натусику, пришлось добавить ее в черный список. Потом повалили какие-то уродцы с визитками, плакатами и буклетами, всего по сто экземпляров на самой дешевой бумаге. Он их выгнал. Долго куксился и злился. Допил холодный чай и вызвал клининговую компанию – очистить стекло.

Некий Филимонов явился после обеда с претензией на световой короб. Что-то там светило не так, как он представлял, то ли оттенок цвета его не устраивал, то ли интенсивность свечения. Он вообще никакого Филимонова не знал и не помнил, тем более что понять его было очень трудно. Филимонов ухал и плевался, как злой филин. Наверное, он был Филинов, а не Филимонов, во всяком случае, это многое бы объяснило.

Он еще не дослушал товарища, похожего на сову, как объявился Кашев и стал выливать потоки грязи. Спасла Оленька с горячим шоколадом, он вышел в коридор, успокоился и, вдохнув свежего воздуха в открытом окне, ввалился в каморку программистов.

Накурено там было как всегда и как всегда, конь не валялся, сроки сдачи вышли, а ребятки томно курили и читали анекдоты в сети. Устроил разнос. Приникли хлопцы, бормотали что-то там на своем птичьем языке, пришлось устроить настоящую головомойку. Кричал он долго и во всю мощь легких, грозился сначала прилично – уволить, лишить зарплаты, навалить еще в два раза больше работы, а когда перешел к неприличностям, заглянул Костя и стал увещевать не портить и так тяжелую атмосферу.

Костю послал, потом выпил бутылку пива внизу в буфете, нашел обиженного Костю у себя в директорском кабинете, долго и нудно извинялся, склонив голову и обещая никогда больше не повышать голос в общественном помещении. Разошлись миром, вернулся к себе, обнаружил, что треснула табличка на двери. Пришлось вызвать соседних монтажников, потому как его «родные» специалисты Васенька и Иван Дмитриевич как умотали ставить щит на мостах, так два дня уже не появлялись. Сначала чужих монтажников было двое, потом остался один и стучал так долго, что даже Оленька не выдержала, скромно собрала сумочку и стала засыпать босса умоляющими взглядами. Отпустил. Сам удивился, как же можно так долго возиться с табличкой? И вот, наконец, все смолкло и тут Макс со своим сыном.

– Прости, суета такая сегодня была.

– Да у тебя каждый день суета. Собирайся, через час в Сатори.

– Хорошо, а Витька звать?

– Балаболка твой Витек, давай без него тихо посидим.

– Ладно, я только деньги с карты сниму.

Вышел из кабинета. Посмотрел на табличку, вроде висит и то ладно. Он смотрел и понимал, что-то не так. Словно кто-то еще тут есть. Помещение не было пустым. Стало холодно, тело сжалось. Нехотя обернулся. Там, на Олечкином диване сидел какой-то тип. Сюрприз, черт возьми.

– Закрыто, – мрачно буркнул под нос, стараясь не смотреть на незнакомца, так как исходил от него некий странный могильный холодок и волны неприязни, – не работаем уже.

– Лев Аркадьевич, я полагаю?

Вот сука, еще и по имени-отчеству. Хотелось уже покинуть здание и выйти на морозный ветер, поймать такси и мчатся на всех порах к Максу, вкусить шашлыка из семги под холодное белое и салат какой-нибудь зеленый-презелёный с рукколой, маринованным сыром и виноградом. И картошечка чтобы печенная, с укропом, а потом еще хороший коньяк вдогонку под… Он не придумал – под что, скорее всего грибочки или королевские креветки, – вспомнил о незваном госте.