Всё вокруг было наполнено ароматами, звуками, красками, чувствами нового лета! Такого лёгкого, яркого, тёплого! Его дни мелькали один за другим, но я, замерев, смотрела во все глаза, чтобы не спугнуть эту большую бабочку – Лето.
– О-о-о! – снова сказала Соня.
Свидание
Мы договорились встретиться с тобой вечером на площади Ветров там, где стоит памятник Клоцу Абильштейму.
Весь день я жутко нервничала: три раза сменила причёску, перемерила платья на два круга подряд, вытащила из коробок все свои туфли и всё-таки смыла чёрные стрелки с глаз.
Бросив в тысячный раз торопливый взгляд на часы, я поняла, что опаздываю.
Кошка благоразумно уселась под столом и удивлённо наблюдала за мной, летающей по квартире в колготках и со шпильками в зубах.
На часах шестнадцать пятьдесят. Я вышла из автобуса и направилась к тебе.
По пути бросила взгляд в витрину «Розовых калачей». Оттуда на меня с интересом глядела совсем юная девочка в жёлтом платье и с большими глазами. Из причёски, собранной наспех, выбилось несколько каштановых прядей. Её руки сжимали маленькую полукруглую сумочку, а ноги в аккуратных туфельках смешно замерли в полушаге.
Я вздохнула – девочка сморщила носик.
Почти семнадцать ноль-ноль. Я ускорила шаг.
С опозданием в две минуты я была у постамента. Площадь Ветров весело играла калейдоскопом огней увеселительных заведений. В сумеречном небе загорались несмелые звёзды. Я стояла одна и думала о тебе, а потом закрыла глаза и прошептала: «Ну, здравствуй! Куда отправимся?»
Это был мой вечер: свидание с самой собой.
Моводой
– Вот уж не думал, что на старости лет сойду с ума, – проговорил восьмидесятилетний Григорий Петрович и медленно потёр рукой подбородок, на котором торчали редкие седые волосины.
Существо, с которым дедушка вёл диалог, весело крутнулось вокруг своей оси в лучах солнечного света и умчалось на кухню. Послышался стук тарелок. Через мгновение существо вернулось.
– Ты не сумасшедший! – услышал Григорий мягкий голос существа, вокруг которого летал ворох мелких пылинок. – Извини, за обои.
– За обои? – не понял дед.
– Они торчат. – констатировало существо и растворилось в стене. Тут же послышались голоса новых соседей, въехавших в квартиру Афанасьича месяц назад.
Вспомнив о покойном друге – Николае Афанасьевиче, Григорий вздохнул, прикрыл глаза. Голоса стихли. Кажется, дедушка задремал, и ему привиделись отклеившиеся полосатые обои в коридоре.
Вдруг холодильник на кухне что-то громко бормотнул. Григорий открыл глаза. Существо, как и следовало ожидать, сидело перед креслом-качалкой и внимательно разглядывало Петровича.
– Ты домовой? – спросил Григорий и зевнул.
– Я моводой.
– Кто?
– Я моводой, а ты старый! – существо, как понял Григорий по лёгкому звону в ушах, засмеялось. Шутку он оценил, усмехнулся в ответ. – У нас нет имени. Имя есть у вещей, которые заканчиваются. А мы даже не начинавись! Просто есть. И всегда моводые.
Помолчали.
Существо переместилось к фикусу – с фикуса упал жёлтый листок.
– Не скучно? – вдруг спросил дед.
Существо скользнуло в ванную, и в трубах зашумела вода.
Деньги и успех
«– Мистер Филипс расскажет про деньги всё, а деньги – это всегда горячая тема! – сказал литературный агент и оставил меня в полное распоряжение коллекционера банкнот.
Дело в том, что в журнале, куда я намеревалась попасть, открылась вакансия автора колонки с острыми темами. Жанр «остренького» – специфика не моя, но жгучее желание пройти отбор и уговоры агента заставили меня попробовать написать статью.
И вот, устроившись на стареньком диване напротив мистера Филипса и его жены Селен, я слушала неторопливый рассказ коллекционера о банкнотах: