Свободной у меня оставалась левая рука, и, сжав кулак, я попытался ударить батюшку. Но тот отпустил мою правую руку с зажатым в ней оружием и ловко увернулся от моего удара. Он, отступив на пару шагов, достал из-под рясы длинный меч.
Мы стояли друг напротив друга в сыром подземелье. Священник – с клинком, я – с ножом.
– Кто с мечом придёт, от меча и погибнет. – Процитировал я известную фразу с напряжением в голосе.
– Глупец! Ты не понимаешь, во что ввязываешься! Господь бог опора моя, и ни в чём я не буду нуждаться… – Проговорил батюшка и кинулся на меня.
Этот, судя по всему, фанатик, сделал выпад вперёд, и я, кое-как среагировав, рванулся влево. Клинок прошёлся в паре сантиметров от моего корпуса. Бросился на священнослужителя с ножом, но и тот увернулся от моей атаки.
– Он покоит меня на злачных пажитях и водит к водам тихим… – Продолжал батюшка, выражая решительность во всём – как взгляде, так и самой стойке.
Я вложил обратно в ножны оружие и порыскал взором по сырому полу. В паре метров от меня валялся кусок арматуры. Что же – буду сражаться им.
Но пока я размышлял о дальнейшей стратегии, священник приблизился ко мне на достаточно близкое расстояние и замахнулся мечом, произнося чуть ли не громовым голосом:
– Подкрепляет душу мою, направляет на стези правды ради имени Своего…
Присев, я бросился вправо, и, сделав кувырок, оказался у куска железяки примерно полметра длиной.
Священнослужитель ткнул клинок в пол, и, приложив усилия, выдернул оружие из камня. В это самое время я успел поднять арматуру, и, схватив её двумя руками, кинулся на батюшку.
Два оружия столкнулись. Клинок от удара зазвенел. Моя железяка издала гул.
– Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня! – Вскричал батюшка.
– Замолчи! – Разразился я.
– Нет! Ты приготовил предо мной трапезу в виду врагов моих…
– Почему это так секретно? Пусти меня наверх!
– Ни за что! – Возразил священник.
Мы напирали друг на друга с невиданной силой. Не помню, чтобы я хоть раз так напрягался в своей жизни. Этот батюшка был словно рыцарь Тевтонского ордена, только в рясе. Да и по его виду нельзя было сказать, что он так ловко практикует фехтование.
На грани меча было написано: «Враги твои пусть убоятся и бегут в праведном ужасе пред лицом Моим».
То был точно какой-то закрытый культ или орден. Вопрос оставался только один – для чего они так яростно защищали всех от правды?
Я пнул священника в живот, и тот немного отступил. Мы посмотрели друг на друга с яростью и гневом.
– Ты ничего не добьёшься. – Произнёс я. – Я убью тебя и выберусь из этого проклятого сырого подземелья, чего бы мне это не стоило.
Батюшка улыбнулся, сжимая рукоятку клинка так, что у него побелели костяшки:
– Уже поздно!
В этот же момент вдалеке раздался грохот. Пыль повалила из той стороны, где, по идее, должен был располагаться выход на поверхность.
– Что ты сделал? – Вскричал я.
– Ничего особенного. Просто мы завалили проход наружу. Тебе не выбраться отсюда.
– И ты что, погибнешь здесь, вместе со мной?
– Разумеется, нет, глупец. У меня в голове припрятано многое, в том числе и путь до поверхности. Но я тебе этого, разумеется, не скажу. Ты падёшь от моего меча, ибо сим сотворю правосудие!
Священнослужитель вновь бросился в мою сторону. Я устал всё это терпеть. Увернувшись от очередной атаки, я замахнулся что есть мочи арматурой и ударил батюшку по голове, находясь чуть сбоку от него. Всё случилось настолько быстро, что я даже не совсем успел понять, что произошло.
А священник тем временем, выронив из рук клинок, распростёрся на полу. Он, тяжело дыша, с, судя по всему, проломленной головой, прохрипел: