Любовь не требует оправданий, ведь мы и есть любовь. Люди редко позволяют себе испытать ее силу. Слово «любовь» знакомо им лишь как падший символ, который изначально призван был означать жизнь, но потом был исковеркан бесчисленными смысловыми искажениями. Стоило извратить одно это слово, как пошла неразбериха со всеми символами. Символы превращаются в убеждения, а те, в свою очередь, становятся узколобыми тиранами, которые упиваются человеческими страданиями. Все это началось с обесценивания первого слова – «любовь».
Да, в моей жизни было много любви. Всегда находились женщины, жадные до прикосновений, жаждавшие любить и быть любимыми. Всегда были женщины, которые искали правду о себе в моих глазах. И я любил всех этих женщин, встретившихся на моем пути. У них были разные лица, разные имена, но для меня существовала лишь одна – падшая женщина, пойманная в паутину искажений и ищущая путь обратно, к истине. Даже сейчас она пытается нащупать обратный путь к небесам, продолжая тем временем верить в ложь, которая удерживает ее в аду.
Конечно, она – это все мы. Она – знания. И сейчас я могу сказать без всякого стыда, что когда-то она была Мигелем. Со знаниями у меня с самого начала все обстояло хорошо. Начиная с первого вдоха мне не терпелось узнать, что значат звуки, символы, потом – строки, набросанные на бумаге. Как всякий здоровый младенец, я видел и слышал все. Я чувствовал так, как окружающие меня взрослые давно разучились чувствовать. Чувственный опыт омывал меня днем и ночью, но, разумеется, кто-то должен был засвидетельствовать чудеса ощущений. Наблюдая мир взрослых, я понял, что чувственному опыту нужен рассказчик.
Первое произнесенное мною слово так взволновало меня, а безмерная радость по этому поводу моих родителей и наших друзей так меня потрясла, что я попался. Как быстро и истово поверил я в слова! Как проворно я их проговаривал, создавая карикатуру на маленького мальчика! Поразительно и то, как слова превратились в бесконечное подтверждение опыта, то есть в мысль. Очень скоро я стал точно таким же рассказчиком, как те, что составляли мою детскую вселенную. Я охотно впитывал в себя различные допущения и мнения, и наградой за мои усилия стало возникновение отдельной личности, существование которой невозможно оспорить. Я хорошо знал, кто я такой. Все мои знакомые тоже хорошо знали, кто я, – по крайней мере, так я думал.
Я любил слова и те миры, которые слова создавали для меня. Мне нравилась их сила, с помощью которой можно убеждать других, менять точки зрения. Слова помогали ухаживать за девушками и побеждать в спорах с юношами, такими же жадными до знаний, как я, – и это было здорово. Когда я учился, слова давали мне преимущество перед товарищами и учителями, а потом и профессорами. Учился я всегда хорошо. Быстро запоминал и быстро вспоминал, что нужно. Правда, это продолжалось лишь до тех пор, пока я не пошел учиться на врача. Там-то, похоже, я это преимущество утратил. Я очень старался, зубрил, но зачеты сдавал с трудом. Оценки я получал плохие, впал в уныние, моя уверенность в себе стремительно испарялась. Мне очень хотелось пойти по стопам моих братьев, но после первого семестра в мединституте стало ясно, что сделать карьеру врача мне вряд ли удастся. Наконец все стало настолько плохо, что со мной решил поговорить с глазу на глаз преподаватель физики. Он не мог понять, почему моя успеваемость совсем не отражает ту сообразительность и тот энтузиазм, которые я демонстрировал на занятиях. У меня не было удовлетворительного ответа на этот вопрос. Я сказал ему, что очень стараюсь, столько усилий трачу на то, чтобы заучить материал.