В нашем институте по министерскому указу были созданы группы английского, французского, арабского и испанского языка – вот туда меня и зачислили. Это определило мою профессиональную и даже личную судьбу на десятилетия вперед, да и вообще на всю жизнь.
Всем студентам, зачисленным в спецгруппы, перенесли защиту дипломов на год. Мы закончили обучение в вузе позже остальных сокурсников, сдали госэкзамены по иностранному языку, получили соответствующее свидетельство. Но главное было не в этой справке, а в том, что мы действительно к концу обучения вполне прилично могли объясняться на испанском языке. Надо сказать, что почти все выпускники не только нашего, но и других московских инженерных вузов, окончив курсы иностранных языков, разъехались по странам и континентам, где успешно работали по своей специальности. Потом многие продолжили обучение в Академии Внешторга, выучили еще один язык и уже отправились на работу за рубеж в статусе главных инженеров, финансовых или генеральных директоров совместных предприятий, торговых представителей, а то и консулов.
Как и все в моей группе, я на всю жизнь останусь благодарна нашим педагогам – Зинаиде Львовской и Аиде Сафьян. Молодые выпускницы иняза, они взялись за дело с потрясающим энтузиазмом, вдохновением и упорством. Наверное, им удалось активировать у технарей правые гуманитарные полушария, вскрыть невостребованные до той поры творческие резервы, заставить работать воображение, интуицию, внушить уверенность в собственные силы. Многие из нас, я в том числе, привыкшие к сугубо формальному, обезличенному общению в учебных заведениях, вдруг встретили Учителя! Нас покоряла эрудированность педагогов, завораживала и увлекала за собой влюбленность в испанский язык, в самый процесс обучения. Испанский язык преподносился в контексте всей культуры и истории испаноговорящих стран как важнейшая составляющая национального характера, ментальности, привычек и традиций народа. Учебников фактически не было, и в качестве учебных пособий нам предлагали произведения латиноамериканских или испанских прозаиков и поэтов, классиков, статьи и стихи Хосе Марти, пламенные речи Фиделя Кастро и Че Гевара. Диалоги мы разыгрывали не только и не столько по набившим оскомину топикам: знакомство, магазин, поликлиника, гостиница. С самого начала мы пытались, пусть коряво, но с большим энтузиазмом, обсуждать прочитанное, спорить, не опасаясь, что нас тут же прервут и начнут исправлять ошибки. Мы высказывали свое мнение по проблемам, которые нас реально интересовали. Нам давали задания написать реферат по любой теме, которая была интересна конкретно для каждого.
В книжных магазинах не имелось ничего на испанском языке, и мы шли в библиотеку иностранных языков – знаменитую «Разинку». Она располагалась тогда в самом центре, на улице Разина, в двух шагах от Красной площади (рядом со строящейся на тот момент гостиницей «Россия»). Я и до сих пор помню свои рефераты: о знаменитой аргентинской поэме «Мартин Фьерро», о красоте порта Вальпараисо в Чили, о мифах и легендах майя, о творчестве поэтов – лауреатов Нобелевских премий Николаса Гильена и Габриелы Мистраль.
Конечно, больше всего нас интересовала Куба, впрочем, как многих тогда, совершенно далеких от изучения испанского языка. «Куба – любовь моя», песня на слова Евтушенко, чуть ли не ежедневно звучала по радио. Мы изучили весь победный путь «барбудос», мы восхищались их мужеством, они стали нашими кумирами. На уроках мы читали газету «Гранма» – она уже стала продаваться в киосках, а вскоре появились и первые кубинские издания художественной литературы латиноамериканских авторов. Нам не надоедало говорить и спорить, нам никогда не было скучно. Высокая мотивация, интерес, молодой задор, юмор, непринужденность, дружеская атмосфера, искреннее отношение педагогов к нам обеспечивали успешное и интенсивное продвижение нашей речевой деятельности. Разговорились в конце концов все, даже природные молчуны. Иностранный язык для нас становился прежде всего средством межличностного общения, а не формальным набором грамматических конструкций.