Одним словом, при таком полном вовлечении в язык, имея сильнейший интерес и мотивацию, прогресс освоения шведского языка шел колоссальными темпами. Через три месяца я уже работала в нашем представительстве «Аэрофлота» в информационной службе (на телефоне). Странно, но говорят, что кроме Александры Коллонтай, первого посла Страны Советов в Швеции в двадцатые годы прошлого века, в дальнейшем ни одного нашего дипработника высокого ранга со знанием шведского языка не появлялось. А ведь давно для всех иностранцев обучение шведскому языку не требует денег, оно бесплатно. Расходы на популяризацию языка и культуры Швеции идут из королевской казны.

Прогресс в разговорном испанском языке и без выезда в Испанию у меня тоже стал очевидным, как только я с головой погрузилась в работу гида-переводчика, а группы туристов пошли одна за другой. С каждым днем, с каждой группой, с каждым индивидуальным туристом набирался опыт общения, опыт профессиональный, опыт жизненный тоже. Уровень владения устной речью, владения языком рос стремительно, причем языком живым, настоящим, современным, пополняя запас того, что мы изучали по текстам классиков, учебникам и словарям, часто составленным бог весть когда.

Это сейчас магазины, библиотеки и Интернет завалены предложениями учебников и учебных пособий, электронными средствами обучения, рекламой скоростных методов обучения, типа пресловутого двадцать пятого кадра (не верю!), а также словарями толковыми, синонимическими, фразеологическими, тематическими. Я уж не говорю о том, что сейчас, при наличии финансовых средств, иногда не слишком крутых, есть возможность поехать в страну языка. А в то время, о котором я пишу, ничего такого не было. Страны Латинской Америки и города Испании были для меня, да и для большинства моих коллег, лишь экзотическими, волнующими воображение названиями на географической карте мира.

Тем приятнее было получать комплименты от иностранцев, носителей языка, по поводу твоих знаний. Выяснив, что гид никогда не был в испаноязычной стране, они еще больше удивлялись правильности произношения и солидному лексическому набору. В самом деле, тогда гиды «Интуриста» (и то далеко не все) редко выезжали за рубеж в качестве переводчиков, сопровождающих немногочисленные группы советских туристов, профсоюзные делегации или артистов цирка в гастрольных турне. Срок таких поездок обычно был коротким, не больше недели-двух. Ни о какой стажировке, повышении квалификации языка за пределами Союза вообще речи не шло.

Пожалуй, на этом и закончу небольшое отступление от основного повествования, которое, впрочем, и дальше будет выстраиваться без строгого хронологического или логического порядка. Оно следует определенной цепочке ассоциативной памяти, а звенья этой цепочки не всегда скрепляются точными датами. Память своевольна, непредсказуема. Какую-то мелочь может хранить всю жизнь, неизвестно зачем и почему, а события, казалось бы, намного более значительные, возьмет да задвинет в дальние уголки. Но оттуда я тоже постараюсь вытряхнуть какие-нибудь интересные истории.

С первого же сезона в Интуристе меня, как салагу, стали направлять работать с аргентинскими группами, которые у наших «стариков» не были в фаворе. Большинство моих опытных коллег считали аргентинцев не в меру капризными, чересчур требовательными: они, мол, пересмешники, перебивают рассказ гида, во время экскурсии задают много двусмысленных вопросов, никогда не приходят в назначенное время, ломая график поездок. Ну, что касается пунктуальности, то, ясное дело, это не самая сильная сторона аргентинцев, да не только их. Если вам приходилось вести дела с латиноамериканцами, наверняка вы запомнили слово «маньяна» – завтра, которое произносится с доброй улыбкой в ответ на ваше суетное предложение или просьбу срочно сделать что-то именно сегодня, сейчас. Но что правда, то правда: у аргентинцев, в самом деле, амбиций гораздо больше, чем у соседей по континенту.