- За лимонадом, - и стала освобождать свою руку из плена, что сделать было, естественно, нереальным. Я тянула ее отчаянно, прекрасно понимая, что вырваться, не получиться, пока он сам этого не захочет, но в этом была вся я. Идти до последнего – невзирая на результат. И именно это и прочитал Греков в моих глазах и … отпустил.

Кухня была пустой, и мои резкие движения отдавались звоном и грохотом. Лимонад можно было взять и в баре у бассейна, но я проделала этот длинный путь сюда, чтобы дать себе возможность остыть.

- Ты тут все разнести решила, пока никто не видит? – голос негромкий и настороженный, как будто Греков решил сначала прощупать почву, чтобы докопаться до причины моего буйного поведения.

- Кто Василиса для тебя? - резко разворачиваюсь и задаю вопрос в лоб.

Как всегда предпочитаю не ходить вокруг да около. Выяснить все сразу, не тешить себя надеждой.

- Она сестра Дениса.

- Кто она для тебя? – повторяю.

- Сейчас – никто.

- Сейчас? А раньше? – спрашиваю, слыша, как мой голос становится на тон выше.

- Сейчас, это не имеет значения, - подчеркивает и его голос тоже меняется, ему не приятна эта тема.

- Нет имеет! Она глаз с тебя не сводит, чуть ли, не на шею вешается, истории про вас рассказывает, как будто вы до сих пор вместе. Как будто я ей не помеха и меня вообще не существует! – повышенными тонами здесь уже и не пахло, сцену я закатывала такую, что только что вошедшие на кухню девчонки, вымелись моментально.

Дверь за ними с грохотом закрылась, благодаря резкому движению руки Грекова.

- Ты хочешь, чтобы я ей рот заклеил? – его голос тоже стал далек от уравновешенного.

- Не нужно, а то она прямо на тебе будет показывать, чем вы занимались, - ответила с обидой, вылетая из кухни.

Оказавшись в комнате, стала собирать вещи, резкими движениями закидывая в раскрытую сумку все к ряду, без разбора. Было ожидаемо, что Греков пойдет за мной.

- Она ничего для меня не значит. Просто Василиса – сестра Дена, и я не могу ее грубо отшить, как всех остальных, - его тон перешел в режим уговоров, и даже не глядя на него, понимала насколько тяжело это ему дается. Но в тот момент меня его потуги совладать с собой, совершенно не волновали, а волновали меня только я, и еще раз я.

- Да угомонись же ты, Лилия, - он попытался перехватить мою руку, но тщетно.

Когда у нас с ним было все хорошо, он называл меня – мелкая, а вот мое имя, именно в такой вариации, использовалось им редко, и показывало крайнюю степень его раздражительности.

Он как будто только что увидел, как я забиваю сумку своими вещами.

- Ты домой собралась? – произнес Греков ледяным голосом, а я как будто на себе почувствовала весь этот холод, но молчала, продолжая насилие над одеждой.

- Жду в машине, - выплюнул сквозь зубы, и дверь с грохотом закрылась за ним.

Этот звук как будто вывел меня из оцепенения, и я осела на кровать, так и не выпустив из рук спортивные штаны, которые держала в этот момент.

Пелена ярости и злости стала спадать, и до меня стал доходить масштаб содеянного. Когда сильные чувства берут тебя в плен, застилая глаза, ты просто не можешь разумно мыслить. Прокручивая всю ситуацию, я не могла понять, откуда взялась эта неконтролируемая злость, неужели из-за ревности? И такая сильная ревность возникает только в одном случае, если в твоем сердце бушует чувство не меньшей силы, если ты влюблена. И получается, что я люблю так, что теряю голову только от одной мысли о том, что могу его потерять. Подтверждение моих чувств солеными дорожками катилось по моим щекам. Что я натворила? А ведь Греков, действительно, не давал мне ни одного повода сомневаться в нем. Он никак не реагировал на провокации Василисы, на них повелась я, и вот результат.