Дьявол и сатанизм есть! Они могучи. Враг силён и страшен. Сатанинский орден старается подавить в людях всё Божие, чистое, доброе, православное. Борьба двух сил на земле идёт непрерывно и не на жизнь, а на смерть. Это пора понять, осознать каждому. И нельзя благодушествовать. Должен бороться каждый. Протестовать в полную меру своих сил. От мала до велика. От микро до макро… А вот каков первый постулат у беса-дьявола: людей надо разнуздать, чтобы следом взнуздать (т. е. развратить, чтобы потом оседлать, покорить).

И для правоверных, если с ними Господь, даже враг рода человеческого нестрашен!

Фашизм, его теория, а также чёрная теория национализма – родились где? В либеральной чудо-стране Франции. А мракобесный кальвинизм (запрещающий даже улыбку и любой юмор – за что, бывало, казнили, «за смех») – родился где? В либеральной чудо-стране Швейцарии. Вот они, эти эталонные, блистательные страны Европы! Хорошо бы помнить, «откуда ноги растут».

А вот печальный уровень сегодняшнего образования. На вопрос, заданный молодому человеку студенческого возраста, технически, компьютерно грамотному: «Кто такой Андрей Рублёв?» – тот бодро ответил: «Как кто? Наш чемпион, теннисист-победитель!» (А далее, как понимаете, без комментариев.)

Помню Останкино. За круглым столом под вечерним оранжевым абажуром сидят мама и её подружка Кеточка. Гадают. А я, малышка, рядом, упёрлась подбородком в край стола и вся внимание. Слушаю, запоминаю. Карты из колоды картинно ложатся на скатерть в особый рисунок, и звучит извечная «цыганская» присказка: «А вот теперь посмотрим, чем дело кончится. Чем сердце успокоится».

Постулат: «Зеленский – это диагноз».

КоЗа – коллективный Запад – это та же фашистская Германия. И никакого единения с ними быть не может. И не будет. Это нацисты. И Россия их должна уничтожить. И, конечно же, уничтожит.

Есть два очень мудрых термина, два противоположных понятия – интроверт и экстраверт (т. е. внутрь и наружу). Я не сразу для себя это расшифровала и о себе не сразу всё поняла. А ведь я отчаянный экстраверт (всё наружу). Вся нараспашку, оптимист, как на ладони. Общительна и добросердечно открыта. Как дом без замков. (Никогда не смогла бы работать шпионом разведки. Сразу бы всё завалила.) И от этого в жизни я от людей получала и обиды, и раны, и тумаки. С точки зрения обывателя, всё это плохо, даже опасно. Нельзя подставляться, надо быть похитрее, уметь защищаться, уметь закрываться. Тем более в наше жестокое время. Но я не умею, не могу от рождения. Не научили. И, видимо, подхожу под постулат: «Простота хуже воровства». Но поделать ничего не могу. Да и не надо, зачем? Скоро уж на тот свет, к родным душам. А в мире интровертов-хитрецов и так полным-полно. Думаю, их на земле гораздо больше.

У моего любимого котика Маськи (он же Малевич, второй – Чарлик, тоже любимый) шёрстка чёрная, длинная, с абстрактными белыми пятнами. Длинная – это хорошо, но она жидкая, редкая. Я его, сиротку, пригрела на моей даче на Истре. Доверчивым малышом он пришёл ко мне на участок из леса, что за забором. Сперва брать его не хотела, тогда своих было шесть штук. Но подкармливала. А осенью, возвращаясь в Москву на зиму, не смогла бросить, оставить на гибель. И вот минуло шесть лет. Теперь в доме остались только двое этих дружочков (прочие скончались от старости) – чернущий, как пантера, Чарлик (спасённый двенадцать лет назад во дворе из-под машины) и Маська-Малевич. Эти друзья, как прежде, рядом. Мне на утешение и на «лечение» колен. (Подумала: за жизнь через мои руки прошла, наверно, не одна сотня спасённых кошариков. Собак – меньше.) Вот и беспородный приблудыш Маська с шерстью длинной, но редкой. Тут вспоминаю шутку: «У меня зарплата хорошая, но маленькая». А гостям называю породу моих «дворян» солидно, красиво: «Мейн-куны». Хотя знать не знаю, что это такое.