Нужно было как-нибудь сбить у Сергея температуру. Мы с Михалычем перерыли всю аптечку, но кроме анальгина там нашлись только что-то обезболивающее и всякие бинты, перекись водорода и прочее, что необходимо при травмах. Аптечка не была приспособлена для лечения простуды и воспаления. Я стал рыться в нашем мешке: не может быть, чтобы Светка не положила для Серёги каких-нибудь лекарств, – она всегда строго за этим следила и беспокоилась о его здоровье. И действительно, на самом дне я нашёл полиэтиленовый пакет, в котором была куча лекарств: что называется, и от головы, и от живота, и от всего прочего. Знала Светка, что мы летим в тьмутаракань! Я даже Серёжке позавидовал: моя Вера себя этим не обременяла, ей было всё равно. В общем, повезло; мы напичкали Серёжку всякими нужными лекарствами и снова двинулись в путь.

Сегодня идти было гораздо легче, чем вчера. Видимо, как-то устаканился ритм движения, появилась привычка правильно ставить ноги на тропе, да и дождь наконец прекратился, только серая мгла закрывала всё вокруг и тучи всё так же висели прямо над нами. Я шёл и думал только о том, что когда-нибудь всё это закончится и при удаче мы вернёмся домой, будем потом вспоминать наше приключение и вытаскивать из памяти только смешные моменты. Да, пожалуй, ещё навсегда запомнится окружающая нас природа. Несмотря на то, что яркие краски поблекли под дождём и всё виделось только в сером цвете, открывающийся перед нами ландшафт был просто фантастическим. Мы поднимались на сопки, заросшие лиственницами и карликовой берёзкой, а дальше снова, куда только достигал взор, до горизонта простирались такие же сопки, кое где прорезанные ручьями; но если уж появлялся ручей, то он каждый раз представлял собой необыкновенной красоты водопад, стекающий со скальных выходов тёмных, почти чёрных каменистых пород.

Михалыч по ходу насвистывал какую-то мелодию, командовал, когда нужно сменяться у носилок, когда останавливаться на привал. Во время отдыха он вытаскивал помятую пачку «Примы», а я пристраивался к нему со своими сигаретами «Ява»; хорошо хоть, я ими вдоволь запасся ещё в Москве. Серёжа не курил, Петя и Семён тоже, и мы дымили вдвоём. Это согревало и умиротворяло.

Михалыч хитро поглядывал на меня:

– Ну что, не бывали вы в таких переделках?

– В таких – нет, но объездили уже много чего.

– Молодые ещё, успеете набраться.

– Да, здесь у вас чего только не насмотришься!

– Такие случаи редко бывают, это называется чрезвычайное происшествие. Хотелось бы, чтобы всё это хорошо закончилось.

– Будем надеяться… А всё-таки из-за чего произошла авария?

– Ребята сказали, вроде отказал высотомер; впрочем, это будет известно только после того, как проверят приборы. Они там что-то захватили с собой из вертолёта, я не специалист.

– А как же нам повезло выжить? Я так и не понял, как мы приземлились.

– Похоже, мы зацепили пологий склон; шасси сломались, мы сначала проехали на брюхе по инерции вперёд, а потом медленно сползли с горы назад и остановились. Считай, что родились в рубашке.

Серёжка, который лежал рядом и слышал наш разговор, вдруг спросил:

– Михалыч, а ты когда-нибудь ещё падал с самолётом или вертолётом?

– Боже упаси! И больше не хочу.

Мы засмеялись, а Серёжка снова взмолился, чтобы мы его не смешили: смеяться ему было всё ещё трудно.

К вечеру мы подошли к неширокой речушке; она, как мы увидели на карте, впадала в нижнем течении в реку, к которой мы направлялись. Сначала подумали, что удастся пройти вдоль неё и достичь нужного места, но она оказалась зажатой в вертикально идущих вверх скалах, что очень затруднило бы передвижение, а может и сделало бы его невозможным. Пришлось речку пересекать, сначала спустившись по почти вертикальному склону, бродить через неё и затем опять подниматься по такому же вертикальному склону на сопку, покрытую кустарником и лиственницами.