Студия представляла собой помещение высотой в два пролета с выбеленными кирпичными стенами. Повсюду стояли огромные горшки с высоченными растениями. Южная часть крыши была застекленной, поэтому создавалось двойственное ощущение – то ли это теплица, то ли цирковой шатер. К железной поперечной балке, украшенной гирляндами, были подвешены двухместные качели. Люди фотографировали друг друга, раскачиваясь на них, задирая ноги. Несколько стройных девиц спорили, какую пластинку поставить, но их опередил Фрэнк Форд, который уселся за старый рояль, что стоял в углу, и заиграл какой-то восьмитактовый блюз. Танцы еще не начались, но их приближение ощущалось по нарастанию звуков настраивающегося оркестра. По пути в студию мы потеряли Дила. Возможно, его перехватил кто-то из гостей. Мы с Пэдди плюхнулись на диван и принялись перемывать кости всем гостям на вечеринке.

– Она еще раньше спрашивала, есть ли у меня какие-нибудь колеса, – обронил Пэдди.

– Кто?

– Марла.

– Господи, – выдохнула я. – А разве это не попадет в молоко и не отравит ребенка или еще хуже?

– Да кто ж знает, но настроена она была крайне решительно.

Подражая вычурному говору девочки-подростка, Пэдди выпалил:

– «Пэдди, Пэдди, дорогуша, у тебя есть что-нибудь на кармане? Мамочка хочет праздника!»

– Черт, – передернуло меня. – А кто, думаешь, отец ребенка?

– Да, похоже, кто-то из ее братьев. Ташены слишком большие снобы, чтобы опускаться до размножения с кем-нибудь не из их семейства.

– Фу-у.

– Помяни черта, – сострил Пэдди.

А вот и Генри. Стоит, слегка ссутулившись, как это часто делают высокие люди. В руках бутылка пива, разговаривает с симпатичным рыжеволосым парнем, которого мы называем Ржавый. Генри не был похож на свою сестру, ну, кроме густых, практически черных волос и голубых глаз. Правда, у него они были не такие опустошенные, наверное, потому, что он не так плотно сидел на наркотиках. Он был красив какой-то детской красотой – чистой и почти противоестественной. Генри был одним из тех знаменитых щеголей из Моссхед – привилегированной школы для мальчиков, которыми мы с Милой были просто одержимы в детстве, а я конкретно была одержима Генри. Он практически не обращал на меня внимания вплоть до прошлого лета, когда мы переспали после карнавала в Ноттинг-Хилл. Мне просто не верилось в происходящее: когда он целовал меня, моя подростковая самооценка выписывала головокружительные сальто. Затем он пропал. Я была слегка уязвлена, но нисколько не удивилась. С тех пор мы не виделись. Ходили слухи, что теперь у него в подружках Имоджен – пугающе красивая контент-мейкерша, девушка его уровня.

– Знаешь, она его бортанула, – сказал Пэдди, проследив за моим взглядом.

– Что?

– Ну, эта коза Имоджен. Теперь встречается с австралийской моделью. Ударилась в здоровое питание, йогу и всякое такое дерьмо.

– Что, стала лесбиянкой?

– С мужчиной-моделью, дубина.

Вдруг возникла Джесс и плюхнулась прямо нам на колени. Своими возгласами и возней мы привлекли внимание нескольких человек. В том числе и Генри. Наши взгляды встретились, и… Неужели я нафантазировала? Искрометный всполох грядущего.

– Хотите слегка закинуться? – спросила Джесс.

– Да.

Мы собрались в ванной комнате на втором этаже. Найл и Мила сидели на краю ванны, балансируя и держась друг за друга. Дил, подтянув колени к подбородку, курил на подоконнике. Джесс и Пэдди скручивали из папиросной бумаги «Ризла» маленькие пельмешки с начинкой из психостимуляторов и раздавали нам.

– Эта ванная комната больше, чем вся наша квартира, – отметила Джесс, проглотив свою порцию.

– Зачетно! – отозвалась Мила.