– Тьфу. Хорошо, что он попался, а не я, – проворчала Джесс, глубоко затянулась и сунула свою обмусоленную сигарету со следами помады мне в рот. – Меня от нее тошнит.

Джесс – одна из тех немногих людей в мире, от которой я была готова принять обмусоленную сигарету. И не потому, что я ее люблю, а потому, что она была до абсурда чистоплотной. Даже не просто чистоплотной, а холеной. Она всегда умудрялась без особых усилий выглядеть стильно. Еще в школе, когда мы с Милой одевались в шмотье из сетевика «Праймарк» и перебарщивали с тональным кремом, Джесс предпочитала вещи из секонд-хенда и минимум макияжа. Сейчас же, в роли искушенной пиарщицы, она одевалась преимущественно в черное и считала, что кроссовки годятся только для фитнес-залов. Волосы она мыла шампунем по 25 фунтов за бутылку, и за ней всегда волочился шлейф цитрусовых ароматов.

У меня брякнул телефон – СМС от Дила:

Ты здесь? Я наверху.

Сказав девчонкам, что сбегаю в туалет, я просочилась сквозь собравшуюся толпу, направляясь прямиком в маленькую комнату на верхнем этаже, которую, я точно знаю, имел в виду Дил. Он бы не позвал меня в игровую комнату на втором этаже, где двое незнакомцев нянчились с гитарой, распевая песню Бейонсе в слащавой, фальшиво-ироничной интерпретации. Не стоило искать его и в бывшей детской спальне Ханны этажом выше, где группа наркош уничтожала коксовые дорожки с томиков «Сумерек». Нет. Он имел в виду уединенную комнатушку под самой крышей дома, где из мебели были лишь деревянные стол да стул. Вот и он – курит у окна, и бодрящий воздух обновляющегося года заполняет комнату, словно колдовское заклинание.

– Привет! – выпалила я.

Дил резко повернулся всем телом, и облачко дыма окутало его лицо, когда он выдохнул.

– Фил! – расплылся он в улыбке.

Так он меня прозвал. Настоящее мое имя – Джоан, но, будучи подростком, я открыла для себя Джони Митчелл и переименовалась в Джони – однажды и бесповоротно. Скорее всего, культовая певица и не знала, что делит фамилию с толстеньким лысым мужиком средних лет – персонажем мыльной оперы Филом Митчеллом. Отсюда Дил и дернул прозвище для меня. Поначалу меня это сильно бесило, такая ассоциация серьезно угрожала моим подростковым иллюзиям. Но мое раздражение лишь раззадоривало Дила, и в конце концов я приняла шутку. Мы стали Дил и Фил. Дил – сокращенное от Дилан – в честь Боба Дилана. Да, родители Дила были круче моих. Наши матери познакомились на предродовых курсах. И мать Дила покорила мою «дикой прической» и полным равнодушием к предпочтениям других беременных женщин.

– Звоните, неистовые колокола, звоните диким небесам, звоните облаку летящему и ледяному свету бейте! Ведь этой ночью умирает год, – продекламировал Дил.

– Байрон?

– Теннисон.

– Пошли вниз, – предложила я, стараясь не позволить ему втянуть меня в разговор.

Мы виделись всего пару дней назад, но стоит нам остаться наедине, мы можем проболтать всю вечеринку напролет. Нам всегда есть что обсудить. Какое-нибудь новое откровение, которое требует анализа. Почти на телепатическом уровне мы понимали, куда каждый из нас ведет, могли одновременно развивать дискуссию в нескольких направлениях, проскакивая через неожиданные смены тем, только чтобы синхронно выйти на ко́ду разговора. Совместное молчание тоже было комфортным, правда, недолгим. И, боже мой, как он меня смешил!

– Пошли, Дил, – настаивала я. – Что ты здесь забыл, чудила?

– Подруга. Меня плющит. Перед выходом из дома втянул пару дорожек, и они оказались не в кассу.

– Ну, тогда давай выпьем. Надо тебя уравновесить.

– А Найл здесь?