А вот третье заявление, написанное круглым девичьим почерком, кажется мне интересным. Это даже лучше, чем старушку через дорогу перевести. Одинокую беременную женщину лишили единственного жилья. Вот тут можно развернуться.

Явно за гнусной хулиганской выходкой стоит крупная фигура. Вот ее я и собираюсь прижать и придать делу максимальную огласку.

Ну что, ребята, вы напросились. Паблики сами по себе икру не мечут. Теперь ждите ответку от дяди Феликса.

Дело простое, как два пальца…

Открываю публичную карту, смотрю, кому принадлежат соседние участки. И даже не скрываю изумления. Со всех сторон подступают Дроздовы.

Виталий Юрьевич – справа, Аркадий Юрьевич – слева. А сзади примыкает участок Валентина Юрьевича.

«Я вам покажу, святые Валентины», – усмехаюсь криво. Делаю запрос в налоговую, на таможню и в кадастр. И с чистой совестью принимаюсь за работу. Даже поиски Юли откладываю. Некогда сегодня. Мне с Дроздов пух-перо ободрать надо.

Лишь в самом конце рабочего дня снова берусь за карандаш и делаю небольшой набросок. Рисую девчонку чуть полубоком, навожу тени на подбородок и край щеки и слышу, как в дверь скребется кто-то тихонечко.

– Можно? – голос кажется почему-то знакомым. Или я совсем с катушек слетел из-за девчонки? Всюду мне мерещится.

– Да-да, проходите, – приглашаю бодро. А сам прячу рисунок под бумаги. Склоняюсь над первой попавшейся, размашисто ставлю резолюцию. Поднимаю глаза и только усилием воли сдерживаю стон.

Юля, что ли? Откуда она тут? Как нашла? Сейчас еще и заявительница придет. Прям слет беременных у меня в кабинете.

Девчонка мнется у двери. Цепляется за папку обеими руками. Прикусывает губу. А в широко распахнутых глазах полно страха.

Узнала она меня. Узнала!