Конечно, я купила таблетки, которые должны были помогать бороться с тошнотой, но они работали слабо. Через раз. Приходилось изворачиваться.

Токсикоз у меня работал строго по графику: встала, десять минут побродила и в перед, к станку. Поэтому теперь я вскакивала раньше Кирилла, чтобы пока он еще спит пообниматься с белым другом. При этом включала воду на полную раковине и в ванне. Струю так направляла, чтобы шуму было побольше, и постоянно нажимала кнопку сливного бачка. Потом долго умывалась и чистила зубы, чтобы этот гаденыш ничего не заподозрил.

Из ванны я выходила взъерошенная, с покрасневшими от напряга глазами и побелевшей от холодной воды кожей, измученная в край. К счастью, мои глаза Кирилла совершенно не волновали. Он ничего не замечал. Мужу было плевать.

Еще он завел привычку сваливать из дома. То к друзьям, то к подругам, то куда-то еще, поэтому в некоторые дни с самого утра я была предоставлена самой себе и могла смело наслаждаться побочными явлениями от беременности.

Так началась моя эпопея под названием «скрой ребенка от нелюбимого мужа». Очередное звено в той паутине лжи, из которой я, наверное, уже никогда не выкарабкаюсь.

И взгляд все чаще обращался к календарю. Когда уже наступит тот счастливый день, в который он попросит меня на выход? Ведь чем дольше я остаюсь рядом, тем больше шансов, что он все-таки заметит, что со мной твориться что-то неладное.

В среду привычный график дал сбой. У меня не оказалось в запасе спасительных десяти минут. Проснувшись от того, что рот наполнился горечью и горлу уже подкатывает тошнота, я скатилась с кровати и галопом понеслась в туалет, зажимая себе рот руками.

Не знаю, как успела добежать. Тут уж было не до партизанских игр, не до маскировки. Вывернуло наизнанку, вплоть до самых трусов. Громко, выразительно, от души. Потом еще раз и еще.

Проклятье.

Из туалета я выходила на едва гнущихся ногах, очень надеясь, что Кирилл еще спал, и не слышал моего излияния, но увы. Муж уже вышел на кухню и теперь встречал меня убийственным взглядом.

«Это провал», — мелькнуло в измученном сознании.

— Да сколько можно? — процедил он сквозь зубы.

Я сдавленно сглотнула, готовясь к самому худшему.

— Что уже сама свою стряпню не в состоянии переварить?

— Э…

— Меня после твоих вчерашних котлет — полночи мутило. Я думал или снизу, или сверху рванет! А с утра ты тут фонтаны устраиваешь! 

Он что…подумал на еду?

Ошалев от происходящего, я наблюдала за тем, как парень раздраженно распахивает ящик, достает пластиковый бокс с лекарствами, и закидывает в рот целую пригоршню активированного угля.

— Курица, наверно, не свежая была, — это все, на что меня хватило.

— Мозги у тебя не свежие, и руки кривые!

Мне было плевать на обидные слова. И на то, что он смотрел на меня лютым волком. Все это ерунда, на фоне того, что Кирилл не догадался, что на самом деле послужило причиной моего утреннего недомогания.

— Ничего, скоро и ты, и твои кулинарные шедевры останутся в прошлом, — тихо проворчал себе под нос, но я услышала и едва не спросила, когда именно этот счастливый момент произойдет. В последний момент прикусила язык, только посмотрела на него изумленно, дескать вообще не понимаю, о чем речь.

— Думаешь, я тебя до конца дней своих терпеть буду? Да на хрен ты сдалась!

— Ты собираешься развестись со мной? — все-таки спросила, едва дыша.

— Почти развелся, — зло сказал Кирилл, — Дни считаю.

Я тоже. Давай считать вместе.

Барханов раздраженно скрипнул зубами и пошел к себе, на ходу отрывисто бросив:

— В пятницу к Демиду идем. Будь добра приведи себя в приличный вид.