Адамсу выпало нести караул глубокой ночью вместе с Томасом. Вот уже два часа они молча лежали рядом на песчаном холме к югу от разрушенного форта.

– Пора тебе покончить с военной службой, – вдруг сказал Томас.

– Лучше бы мне вообще со всем покончить. Я ни на что не годен.

Томас долго не отвечал.

– Слушай, – через некоторое время снова начал он, – а что, если мы все-таки найдем золото? То, что у нас отбирают ферму, в голове не укладывается. Нам придется платить.

– Замолчи. От твоих мечтаний о золоте у нас ни пенни не прибавится.

– Надо бы тебе снова вернуться на поле да на скотный двор. Вот где ты был бы лучшим. На ферме никто не мог с тобой сравниться.

Тут они замолчали, потому что их внимание что-то привлекло. На вершине ближайшего холма, южнее от них, показалась лошадь. Она вытянула шею и громко заржала.

Адамс и Томас заметили, как на других сторожевых постах воцарилось беспокойство, и по доносившимся оттуда крикам заключили, что их товарищи готовят лассо и намереваются подобраться к мустангу поближе. Некоторые отвязывали от деревянных колышков собственных коней, чтобы в случае необходимости броситься за мустангом в погоню. Но не успели они вскочить в седло, как произошло что-то, разрушившее их надежды. По лугам пролетела тень, едва различимая глазом, и вот уже на спине жеребца красовался всадник-индеец. Он поднял коня на дыбы, и тот, стоя на задних ногах и держа передние копыта на весу, замер на фоне ночного неба, являя на вершине холма необычайное зрелище, воплощение мужества и пренебрежения опасностью. Всадник взмахнул томагавком, словно приветствуя своих врагов. Затем он вместе со своим конем пропал, как призрак, в ночной прерии.

С десяток всадников бросились в погоню. Раздались выстрелы. Но пули улетели в пустоту, и майор приказал немедленно возвращаться, ведь после того, как противник расхитил их колонну и взорвал последний запас, пороха у солдат оставалось мало.

В эту ночь всем гарнизоном владело беспокойство и уныние. Никто не спал. Все так и ждали, какое еще безумство учинит бежавший вождь дакота. Адамс невольно вспомнил, что примерно такое же настроение царило в блокгаузе Бена после убийства Маттотаупы, отца Токей Ито.

Один за другим медленно шли томительные часы. Адамс и Томас вызвались нести дозор до утра, взяв на себя двойное время. Фермерского сына одолевали нерадостные беспокойные мысли. Напрасно пытался он сосредоточить все свое внимание на окружающей местности, откуда во тьме с легкостью могли пробраться к разрушенному форту враги. Когда он вспоминал, что он – последний оставшийся в живых из всей банды и что это его сейчас подстерегают мщение и смерть, его охватывало странное чувство. А точно ли он последний?.. Жив ведь и сам Красный Лис, убийца. Но он ускользнул и пребывает в безопасности. Здесь, на Наойбрэре, Адамс оставался последним золотоискателем. Он случайно обмолвился в разговоре с дакота, что еще не расстался с мыслью найти золото. Очевидно, теперь ему не стоило ждать пощады.

Адамс прислушался и попытался вглядеться во тьму. Однако ему открывалось куда меньше, чем могло бы предстать индейцу. Чтобы достичь совершенства в искусстве наблюдения и слежки, начинать надо было не в двадцать лет, а в два года.

Вокруг по-прежнему царила тишина, ничто не шелохнулось. Лишь травы клонились под ночным ветром.

– Возвращайся на ферму во что бы то ни стало, – внезапно снова начал Томас. – Тебе ведь невдомек, что за жизнь у батрака или у траппера, они же вечно по уши в долгах. А мы с Тео успели так пожить. Это непосильный труд и сплошные муки. Чтобы хоть как-то существовать, нужна земля и деньги.