– Ты знаешь, что уже месяц тому назад дакота должны были переселиться в новые резервации?

– Хау. Посреди зимы.

Казалось, Моррис думает, надо ли задавать еще один, явно волновавший его вопрос. Наконец он решился его задать:

– И как поступят дакота?

– Об этом тебе лучше спросить верховных вождей и Верховное собрание совета этого племени.

– Может быть, у тебя есть какой-нибудь вопрос к нам, Джек?

– Нет. Вот разве что вы объясните, по какому праву бледнолицые нарушают все договоры, которые торжественно клялись соблюдать?

Художник опустил глаза.

– Ты знаешь, – запинаясь, выдавил из себя он, – что я владею тотемом Тачунки-Витко, вашего верховного вождя, и что я никогда не убью и не предам ни одного дакота. Не знаю, намерены ли вы сражаться с нашей армией. Но если да, то вы потерпите поражение. Я не знаю…

– Но может быть, – спросил Джек-понка, которого и вправду звали Токей Ито и который принадлежал к племени дакота, – может быть, ты, Далеко Летающая Птица, знаешь, почему бледнолицые, сражавшиеся за освобождение негров из рабства, теперь изо всех сил стараются загнать дакота в большую тюрьму, которую они именуют резервацией? Может быть, ты знаешь, почему в резервациях они намерены обращаться с ними, как с умалишенными в сумасшедшем доме, не признавая за ними ни прав, ни свобод?

Художник воззрился на индейца.

– Хотя негры теперь и свободны, они все равно продолжают работать на наших фермеров и предпринимателей. Дакота хотят основать свое собственное государство и жить согласно принципам, от которых мало пользы хозяйству Соединенных Штатов.

– Выходит, люди должны жить ради вашей пользы или не жить вовсе?

– Джек, победители в Гражданской войне преисполнились жажды наживы и гордыни. Сегодня нами тоже правят железной рукой республиканцы, и гнет их почти невыносим. Может быть, когда-нибудь это изменится. Но вы до того не доживете.

– Далеко Летающая Птица, ты что-нибудь слышал о дакота из Миннесоты, которые четырнадцать лет тому назад ушли в Канаду?

– Они до сих пор живут на реке Сурис.

Индеец поднялся.

– Ты никогда не напишешь мой портрет, Далеко Летающая Птица. Я ухожу.

– Мы еще увидимся когда-нибудь?

– Не думаю.

Когда индеец уже взялся за ручку двери, художник еще раз его остановил.

– Джек, помнишь Генри Генри, инженера, молодого друга Джо Брауна, великого пионера «Юнион-Пасифик»? Вы наверняка встречались, когда ты служил у нас разведчиком.

– Припоминаю.

– Он здесь.

Индеец не выказал беспокойства.

– Генри едет на пограничный пост в верховьях Найобрэры. Он пропил свои деньги, карьера его пошла под гору, и теперь он хочет немного подзаработать. Через Черные холмы собираются проложить железнодорожные ветки «Юнион-Пасифик». Генри…

– Для Генри лучше было бы вернуться в восточные города.

– Ты его не пощадишь?

Индеец сделал вид, будто не расслышал этого вопроса. Он ушел, тихо затворив за собой дверь.

Художник Моррис сидел в светлой комнате, однако ему казалось, что вокруг него сгустилась тьма.

– Длинное Копье?

– Да?

– Я теряю друзей, которых ценю. Они готовы безжалостно убивать друг друга…

Тут художник испугался и умолк, услышав, как к двери приближаются по лестнице тяжелые шаги. Индеец уже успел уйти тихой поступью, совершенно бесшумно.

В дверь постучали, и тотчас вошел человек лет тридцати. Он с грохотом захлопнул за собой дверь.

– Моррис, у коменданта мы только и успели, что поздороваться! Какая встреча после стольких лет, это надо отметить! Вот смотри, я принес бутылку превосходного виски!

– Генри, не надо бы тебе снова привыкать к выпивке. Ты себя погубишь!

– Только сегодня, всего один раз! Только сегодня! На прощанье. Завтра я поскачу на погранпост Смита на Найобрэру. Для меня снова начнется жизнь на Диком Западе! Мой старый покровитель и учитель Джо Браун строит Норзерн-Пасифик, а я проложу железную дорогу к золотым приискам Черных холмов. Давай, составь мне компанию!