Наша комната превратилась в гостиничный номер. Из Новосибирска постоянно кто-то приезжал и останавливался у нас, спал на раскладушке, размещённой под обеденным столом.

Так посетила нас Вера Барашева, дочка моей новосибирской учительницы Дарьи Анисимовны. Мы сохранили дружбу с моей первой учительницей, переписывались. Вера окончила педагогический институт и приехала посмотреть на Ленинград. У нас она и познакомилась с Ильёй. Высокая, стройная, с приятным взглядом, но на лице от перенесённой в детстве скарлатины повредился лицевой нерв, и осталась некоторая искривлённость губ и левой щеки. Они сошлись, хотя Илья был старше почти на 15 лет и пониже ростом, но выбора у Веры не было – после войны свободных мужиков, передвигающихся на своих ногах, было крайне мало.

Вера наладила совместную жизнь, комната Ильи Наумовича стала опрятной. Он больше не ложился на кровать в брюках. Купили ему какой-то костюм, пальто… Но получить свою площадь не было возможности. И они решили уехать в Новосибирск, жить с родителями Веры в трёхкомнатной квартире. Здесь-то и кроется их ошибка.

Родился у них сын Саша. Но в этом общежитии жизнь не ладилась. Илья нормально работал, его ценили, он был незлобивым, но всё же контуженным, неразговорчивым, уходящим в себя. Не мог существенно помогать в хозяйстве из-за неработавшей руки. И постоянно курил. Начался разлад.

Вера неоднократно звонила маме в Ленинград, обсуждала сложившуюся обстановку.

Я помню, в одном из разговоров, мама кричала в телефон: «Вера, но как мужчина он приятен в постели?». Я не слышал ответ. И правдив ли был этот ответ? Супружеским парам порой самим трудно разобраться в своих отношениях. Можем ли мы судить о них со стороны?

Они развелись. Илья Наумович уехал в Новокузнецк, где ему дали комнату от предприятия, куда его сразу и приняли, знали как хорошего специалиста по измерительной технике.

Вера отказала Илье от встреч с сыном, записала его на свою фамилию – Барашев. Узнал ли когда-нибудь Александр Барашев, кто его отец?

Илья Наумович долго не прожил в Новокузнецке, – он себя прокурил: рак лёгких в те времена был абсолютно неизлечим.

Вера сообщила нам в Ленинград, мама полетела на похороны, но не успела, погода была нелётная. На столе, где громоздилось несколько непонятных маме приборов, осталась записка от Веры: «Я взяла только тестер». Ниже был приписан телефон предприятия, где работал Илья.

Сослуживец отвёл маму на могилу. На маленьком холмике сибирской земли стояла красная фанерная пирамидка с красной звездой в вышине. Сослуживец сказал:

– Героический был человек! А в наше время – скромный, знающий, невредный, но постоянно курил.

Мама предложила конверт с деньгами:

– Может быть, со временем устроите что-то посолиднее?

Сослуживец отказался от денег:

– Не волнуйтесь! Всё соорудим предприятием. Мы своих ветеранов любим.

На прощанье дал номер своего личного телефона.

Мама взяла только небольшой альбом с фотографиями.

Так несчастливо сложилась судьба морского десантника Ильи Наумовича.

Я никогда не видел его улыбающимся, тем более смеющимся. Нет, он не был угрюм, но как-то безразлично-непроницаем, и всё курил, курил…

***

Марк по своей послевоенной счастливой судьбе был полной противоположностью Илье. Его судьба озарилась нежным светом Анны. Марк любил говорить: «Аня – украшение нашего дома». Родилась дочка Таня. Большой, сильный, энергичный, Марк всегда приходил на помощь ближнему, на лице его при встречах обозначалась широкая добрая улыбка.

При эвакуации утратилось моё свидетельство о рождении. В киевских архивах не могли найти регистрацию моего рождения, я как бы считался не родившимся.