Договорившись с Серафиной, Бартоломео вернулся домой, а Макиавелли и Пьеро пошли пообедать в «Золотой лев». Когда обед подходил к концу, появились слуги, прибывшие из Скарперии. Макиавелли попросил Пьеро показать им дорогу в монастырь и забрать оставленные там переметные сумы.

– Возьми полотно и сходи к мессеру Бартоломео. Уговори служанку отнести его дамам. Она ведь прехорошенькая, эта служанка. Воспользуйся случаем, познакомься с ней поближе. Потом возвращайся к Серафине и жди меня. – Макиавелли помолчал немного и добавил: – Женщина она словоохотливая и, по всей видимости, любит посплетничать. Посиди с ней, поговори. Она будет только рада. Расскажи ей о своей матери. И разузнай, что сможешь, о Бартоломео, его жене и монне Катерине. Серафина наверняка имеет зуб против нашего приятеля, слишком уж многим она ему обязана. Ты юн, у тебя открытое честное лицо, и, если ты сумеешь расположить ее к себе, она выплеснет все, что накопилось у нее на душе. А для тебя это будет хорошим уроком. Ты поймешь, как с помощью добрых слов и сладких улыбок можно заставить человека обнажить свои чувства.

– Мессер Никколо, а почему вы так уверены, что монна Серафина ненавидит Бартоломео?

– Я вовсе не уверен. Возможно, она всего лишь глупая болтунья. Но не забывай: он богат, она бедна и целиком зависит от его милости. А ноша благодарности нелегка. Поверь мне, куда легче простить оскорбление врагу, чем благодеяние другу.

Макиавелли сухо улыбнулся и вышел. Его ждала встреча с неким Джакомо Фаринелли, изгнанным из Флоренции вместе с Медичи и в настоящее время служившим у герцога. Желая вернуться во Флоренцию и получить обратно конфискованное имущество, Фаринелли всеми силами старался завоевать расположение флорентийского посла. Он подтвердил сказанное утром Бартоломео. Новых подданных герцога вполне устраивало его правление – суровое, но справедливое. Тирания сменилась свободой, которой они не знали уже сотню лет. Взяв по одному мужчине из каждого дома, находившегося в его владениях, герцог создал собственную армию, куда более надежную, чем отряды наемников. Гасконцев в любой момент мог отозвать их король, швейцарцы с удовольствием переходили на сторону того, кто больше платит, а там, где проходили германцы, оставалась выжженная земля. Солдаты же герцога, вымуштрованные и хорошо вооруженные, гордились своей желто-красной формой и по его приказу пошли бы в огонь и в воду.

– А что слышно о капитанах Вителлоццо и Орсини? – спросил Макиавелли.

– Ничего. Никто не знает, что они делают.

– А какое настроение во дворце?

– Все ведут себя так, как будто ничего не произошло, – ответил Фаринелли. – Герцог почти все время проводит в своих апартаментах. А секретари даже веселы. Во всяком случае, я давно не видел мессера Агапито в таком благодушном настроении.

Макиавелли нахмурился. Герцог что-то замышлял, в этом он не сомневался. А Фаринелли – хотя и старался рассказать все, что знал, – похоже, так и не поумнел. Макиавелли вернулся к себе. Пьеро терпеливо ждал его.

– Ты передал полотно?

– Да. Мессер Бартоломео ушел во дворец. А служанка просила подождать, пока она отнесет полотно. Потом вернулась и сказала, что госпожа лично хочет поблагодарить меня. И я поднялся наверх.

– Выходит, ты не подружился со служанкой?

– Не представилось случая.

– Ну, чтобы сказать девушке, как она мила, особого случая не требуется.

– Госпожа и ее мать встретили меня очень приветливо. Угостили вином, фруктами, пирожными. И забросали вопросами.

– О чем же они спрашивали?

– В основном о вас. Давно ли вы женаты, на ком, хороша ли собой монна Мариетта.