– Андрюш, пусть она хоть молока попьёт. Ведь голодная же.

– Успеет. Пока молоко, пока то, да сё, идти нам надо, – сказал, как отрезал.

Мать его лишь вздохнула, прошуршала чем-то и протянула Марии свёрток:

– На, по дороге съешь.

– Спасибо, тётя Луша, – у Марии слёзы на глазах выступили от жалости к самой себе.

Она быстренько натянула куртку, и пока Андриан отдавал какие-то распоряжения своей мамаше, открыла сумочку, достала косметичку. Так, так, хорошая тушь, глаза совсем не размазались во сне, губки слегка подкрасить, хоть и на смерть, но красивая. Женщины неисправимы.

Андриан подошёл к ней, когда она уже была готова. Зло посмотрел на её пакеты и сказал матери:

– Принеси рюкзак.

Марии не хотелось отдавать пакеты, но – что уж там подарки, когда тут речь идёт о жизни. Андриан засунул пакеты в рюкзак, надел его на плечи и направился к двери, бросив на ходу: «Пошли». Тётя Луша, жалостливо глянув на Марию, тихо прошелестела что-то вроде: «До свидания».

Мария думала, что сможет удрать по дороге, но Андриан пошёл в огород, а там сразу – лес. Мария еле поспевала за ним на своих каблуках, в изумлении посматривая по сторонам. Никогда не знала, что у них в городе так близко лес. Она оглянулась, а где же город? Странно. Куда это её занесло? Неужели, убегая от преследователей, она свернула куда-то не туда? Да нет, она ведь никуда не сворачивала. Те мужики шли за ней по одной и той же улице в частном секторе.

Она ломала голову над этими метаморфозами, а Андриан уже поджидал её:

– Иди быстрей, так мы и до обеда не дойдём!

– Попробовали бы вы на каблуках идти по мягкой земле.

Андриан задумчиво посмотрел на её ноги, сплюнул и пошёл вперёд, стараясь не спешить. Мария же не шла, а бежала за ним. Скоро она совсем выбилась из сил, к тому же созерцание выцветшей штормовки, а большей частью кирзовых нечищеных сапог вовсе не настраивало на романтический лад, хотя лес, по которому они шли, был необыкновенно красив. Мария остановилась:

– Я не могу больше. Хоть пять минут отдохну.

– Нет, у нас нет времени.

– Я понимаю, что у вас не должно быть сердца, раз вы занимаетесь таким делом, но я устала, понимаете? Мне тяжело на каблуках!

– Никто тебе не виноват. Зачем рядиться в такую обувь, в которой невозможно ходить? Разувайся и иди босиком.

Марию возмутила такая перспектива, но зато появилась возможность хоть немного отдохнуть! Она присела на траву.

– Разувайся, я тебе сказал, чего расселась?

– Как же я пойду босиком? Да это будет ещё дольше. Я ведь не привыкла босиком ходить. Тут колко, палки всякие!

Андриан заскрежетал зубами и, бормоча что-то типа: «Надо было пришить сразу», полез в рюкзак, вытащил огромные шерстяные носки:

– Надевай. Дойдёшь как-нибудь, неженка. Зачем тебя такую неженку прислали?

– Кто меня прислал? Я вообще не понимаю, что вы от меня хотите? Вы до сих пор мне не сказали, взяли вы меня заложницей или просто боитесь свидетеля. Но я ничего не видела и не знаю, а денег у меня нет.

– Заткнись. Надевай носки и пошли, здесь нельзя долго останавливаться. Перейдём балку, потом отдохнёшь.

– Ну, и на том спасибо.

В носках, действительно, идти было легче. Мария шла теперь следом, умудряясь даже поглядывать по сторонам. Лёгкий туман раннего утра не давал возможности посмотреть вдаль, но вблизи был великолепный разноцветный лиственный убор.

А идущего впереди Андриана ничего не интересовало – ни красоты природы, ни общество симпатичной молодой особы. На Марию он вообще не обращал внимания. Мария привыкла нравиться мужчинам и сразу могла определить по взгляду, какое впечатление произвела. Мужчина мог ласкать взглядом, мог раздевать, мог восхищаться, но этот – козёл! – смотрел злыми глазами, да ещё собирался «пришить». От таких мыслей Мария снова пришла в негодование, но кроме как себе любимой, сказать было некому. Значит, надежды на то, что можно надеяться на свою красоту – никакой.