Они тоже показались ей странными. Двое пожилых людей и мужчина, который её привёл, выглядели так старомодно, что ей показалось, она попала в другой век.

– Откуда ты взялась? – спросил мужчина.

– Как это откуда? Я же вам русским языком говорю: залезла в ваш сарай с другой стороны, в дырку в стене, потому что убегала от преследователей.

– Как они были одеты?

– Вот ещё! Я даже не оглядывалась ни разу! Они шли по пятам, ржали, как кони, и говорили всякие сальности! Если бы я остановилась, они бы сцапали меня!

– На каком языке они говорили?

– Вы что, издеваетесь? На русском. Точнее, на матерном. Отпустите меня, пожалуйста, я ничего вашего не взяла. Меня уже дома заждались. Ну, пожалуйста, – заканючила Мария.

– Где ты живёшь?

– На улице Пожарского – это недалеко отсюда, – все переглянулись, Мария же начала сердиться, – ну, что вы за люди такие, неужели не видно, что я не вор, а несчастная женщина?

– Очень хорошо видно, именно поэтому тебя придётся ликвидировать, – у Марии похолодело внутри, куда она попала?

– Как, как это? Вы что? Вы кто? – Мария обвела всех расширенными от ужаса глазами.

– Спрашивать буду я, – жёстко оборвал её мужчина, – как тебя зовут, откуда ты родом, рассказывай подробно.

– Не понимаю, зачем вам это нужно? Я же ничего не взяла, вот – посмотрите, женщина, хоть вы заступитесь, он же ненормальный, я же только домой прошусь! – Мария обратилась к пожилой женщине в сарафане, какие носили в 19 веке, – та испуганно шарахнулась.

– Молчать! – рявкнул молодой мужчина, – Я ясно сказал – рассказывай.

– О, Господи! Зовут меня Мария Борисовна Селиванова, по мужу Романенко, работаю бухгалтером, живу на улице Пожарского, разведена, сыну пять лет, сидит сейчас дома, плачет, я ему подарков накупила, а дойти до дома не могу, – Мария только сейчас осознала в каком она дурацком положении оказалась, и слёзы горячей волной полились из её глаз.

– Нас этим не проймёшь. Как ты оказалась в нашем сарае?

– Я уже рассказывала, у меня сил нет повторять, – обречённо всхлипывала Мария.

– Андриан, пожалей её, вишь, как она расстроилась. Пусть Миха разберётся, он всё знает. Вишь, плачет.

– Играет.

– Да, нет, я женским чутьём чую, не врёт, – заступилась пожилая женщина.

Мария подняла голову и, встретив сочувствие в её глазах, немного воспряла духом. Молодой мужчина, у которого не только руки были жёсткими, но и взгляд, и, по-видимому, и сердце, сердито сверкнул глазами:

– Тебя, мамаша, не спрашивают. Она только и ждёт того, чтобы я её в отряд приволок. Её за тем и прислали. Вишь, разодели как, чтобы мы бдительность потеряли.

– А что же делать – то теперь? Неужели убьёшь её? – испуганно спросила женщина, а Мария вообще не только плакать, но и дышать перестала.

– По-хорошему, надо бы сразу пришить, чем дольше тянуть, тем больше она может неприятностей принести.

– А ну, как, она не виновата? Грех на душу возьмёшь!

– Андриан, ты того, не спеши, – подал голос пожилой мужчина, наверное, отец жестокого Андриана.

Мария, поняв, что у неё появились защитники, с надеждой воззрилась на Андриана, задумчиво почёсывавшему бороду.

– Ладно, свяжем её, пусть посидит в сарае, а я схожу в лагерь, поспрашаю.

– Вот и ладненько, – обрадовалась мамаша, – да можно и не связывать. Ведь если её заслали, какой интерес ей убегать – то.

– Ты, мамаша, сильно добрая.

– Пусть лягает в дому, – не убежит до рассвета – распорядился папаша, который тоже тяготел к добродетели.

Андриан сердито передёрнул плечами и, надев выцветшую штормовку, пошёл к выходу.

– Стерегите её. Я быстро.

Едва за ним закрылась дверь, мамаша повернулась к Марии, ласково улыбаясь: