Кирилл заметил на песке какой-то маленький предмет круглой формы. Он был почти наполовину занесён песком и находился у самой границы леса. Кирилл подошёл, пошарил по карманам, отыскал леденец. То, что надо! Он быстро развернул конфету, бросил её Дюку, тот поймал на лету, только челюсти лязгнули, а Кирилл наклонился и при помощи фантика поднял с земли крышку от объектива фото или видеокамеры.

А вот это, стало быть, улика. Если, конечно, не валяется здесь с прошлого года. Да нет, недавно лежит, вода в этом году высоко поднималась, давно унесло бы. Что ж получается, мальчик умирал, а режиссёр этой смертельной драмы снимал всё на камеру?

Как ни отворачивался Кирилл, взгляд невольно возвращался к погибшему мальчику. О чём он думал в свой последний миг? Понимал ли, что умирает? Как же отвратительно и несправедливо устроен этот мир! Дети не должны умирать, страдать, болеть, становиться жертвами фанатичных подонков! Но, тем не менее, умирают… Что за ритуал был приведён в исполнение? Надо будет в интернете посмотреть.

Тело мальчика будто дымкой подёрнулось, раздвоилось, потеряв чёткие очертания. Странное ощущение… Бессонная ночь навеяла, или воздух лесной галлюциногеном является, но видел Кирилл сейчас двоих – тело мальчика никуда не исчезло, но рядом с ним возник нечёткий силуэт с рваными и будто обожженными краями. Кирилл моргнул, потёр глаза, но странное видение не исчезало, он видел его смутно, даже ощущал скорее, как будто воздух в одном месте сгустился и образовал собой человеческий силуэт – тоненькую и угловатую подростковую фигурку.

Ожил телефон.

– Привет, Лизунь, – шепнул в трубку Кир. Ему показалось кощунством нарушать здешнюю тишину громким голосом. Это всё равно, что на кладбище оргии устраивать, неуважение к упокоению мёртвые не прощают. – Да не кричи ты, всё со мной хорошо. С Дюком на пробежку выбрался.

– Врёшь! – заявила Лиза. – Ты нашёл его?

– Кого? – не понял Кирилл и снова покосился на мальчишку.

– Мальчика погибшего! И не ври! Я знаю, что нашёл, я твои эмоции чувствую!

– Нашёл. – Кирилл сдался. Врать Лизе действительно бесполезно. Да и незачем. – Так ты помнишь, что видела ночью?

– Ничего я не помню. А видела, наверное, то же, что и ты сейчас. Полицию вызвал, да?

– Вызвал, Лиз, а как иначе? Позвонил лично Михальчуку. Обещался быть.

– Да, ты прав. Наверное, ты прав, по совести поступил… – Лиза вроде и поддерживала, но в словах её так и сквозило сомнение. – Но, Кирюш, может быть, всё же стоило остаться в стороне? Ты не злись, ладно? Подожди, выслушай… – заторопилась она, – Мне кажется, что из-за твоего обострённого чувства справедливости у нас могут возникнуть большие проблемы.

– Лиз… постой! – перебил жену Кирилл. – Я понял твою позицию, но не поддерживаю её. Знаешь… – пауза вышла долгой, он всё никак не мог подобрать нужных слов, отчаявшись, махнул рукой, будто Лиза могла видеть его жест, договорил, как думал, жёстко и сухо, – С собственной трусостью я примириться не смогу, и, если в силах помочь полиции, помогу обязательно.

– Да. Конечно.

Лиза обиделась. Пусть. Она поймёт. Вот походит по дому, подумает и обязательно всё поймёт. Нельзя иначе, просто нельзя! Невозможно будет спокойно жить дальше с осознанием того, что могли помочь, да не стали этого делать – совесть замучает.

Михальчук явился даже раньше обозначенного времени, минут двадцать прошло, не больше, вышел из-за деревьев, заставив вздрогнуть напуганного щенка, подошёл к Кириллу, сел рядом.

– Здравствуй, Кирилл, – растерянно пробормотал он, окидывая цепким взглядом место преступления.

– Да здоровались уже, Дмитрий Ильич… – Кирилл даже головы не поднял, так и сидел, обнимая щенка, смотрел немигающим взглядом на тело мальчика.