Неважно. Все равно мы все скоро умрем.

Эвелина идет рядом со мной в ногу.

«Как твоя боль?» – тихо спрашивает она.

Я бросаю на нее увядающий взгляд.

«Болит», – отвечаю я. Глупые вопросы заслуживают глупых ответов. Так всегда говорила моя бабушка. И она не ошибалась.

Эвелина просто улыбается. Не думаю, что она заметила мою злобу.

«Я могу дать тебе еще несколько таблеток», – говорит она, и это вонзает нож вины мне в живот. «Мне придется проверить, что у меня осталось, когда мы снова остановимся.»

Я с опаской смотрю на морков, которые держатся рядом с нами, но, кажется, их не особо интересует то, что мы говорим.

«Я мог бы прописать водочку с медом», – говорит Федор Семенович с лукавой улыбкой на губах. Я бросаю на него испуганный взгляд. «У вас есть водка?» Мой тон такой же растерянный, как и мое лицо.

Федор Семенович искоса смотрит в мою сторону, эта улыбка все еще танцует на его мохнатых губах. «Я нашел несколько маленьких бутылочек в одном аэропорту до того, как… Ну, до них…» Он бросает взгляд на морков, охраняющих нас.

К счастью, они, кажется, не слишком заинтересованы в нашей тихой беседе. Их лица оживляются, когда они смотрят на город, по которому мы продвигаемся, как будто это новогоднее утро, и они просто не могут дождаться, чтобы разорвать свои подарки.

Интересно, сломаются ли они от волнения и нападут на нас еще до того, как мы доберемся до города?

«Удалось припрятать несколько бутыльков в кармане», – говорит Федор Семенович, и мне требуется некоторое время, чтобы понять, что он все еще говорит о водке. «Не волнуйся», – добавляет он, глядя на мое сбитое с толку выражение, и широко улыбается. «Я врач…считай это рецептом.»

«Вы действительно доктор?»

Это меня интересует гораздо больше, чем водка. Не мое. Я имею в виду, я не ханжа, но я не пью алкоголь, не в этом мире.

«Нейрохирург», – говорит он мне.

Я смотрю на него, он совсем не похож на хирурга. Может быть, это рваная одежда, которую он разорвал, чтобы перевязать мою рану на голове, или синяки на его лице, или даже седые волосы и заросшая борода, но он просто не выглядит как хирург.

«Тогда какие таблетки она мне дала?» Я киваю головой в сторону Эвелины, которая притворяется оскорбленной.

Но она быстро расплывается в улыбке, и у меня возникает пугающее чувство, что она жизнерадостная. Не то, чтобы в таких обстоятельствах я могла быть разборчивой в отношении своей компании.

«Обычный Пенталгин», – говорит он со смехом. «Недостаточно сильный, чтобы позволить тебе ходить на этой лодыжке. Когда мы разобьем лагерь, я как следует ее осмотрю. Раньше у меня не было возможности как следует осмотреть твои травмы.»

«Трудно сосредоточиться на чем-то, когда они становятся такими», – добавляет Эвелина. Она переводит взгляд на темноволосого морка, который стоит неподалеку и охраняет нас.

Но я могу сказать, что это был рискованный шаг, потому что она быстро меняет тему и делает вид, что вообще не смотрит в его сторону.

«Чем ты занималась до всего этого?» – спрашивает она.

Ух, этот вопрос. Не мой любимый. В основном потому, что я не так уж много сделала. Ничего особенного.

«Закончила университет и успела немного поработать» – ответила я.

Это удовлетворяет их, и Эвелина начинает блуждать своим взглядом по холмистой дороге, по которой мы поднимаемся. Мы приближаемся к вершине, когда она втягивает резкий звук, затем указывает на небольшое кирпичное здание в нескольких метрах впереди.

Я прослеживаю за ее взглядом, где на заборе сидит толстая рыжая кошка. Кошка, которая выглядит более чем упитанной.

Интересно, что она ест, как она выживает в темном мире. Но потом меня осенило – кошки хорошо видят в темноте. Лучше, чем мы, а мы выжили дольше, чем многие другие.