– Да, вот же, – показал он мне на обложку, – смотри, это капитан корабля, а это ты.

Такое открытое унижение я стерпеть уже не мог. Но ни слезинки не было в моих глазах. Обида превратилась в сухую ярость, и я бросился на него с кулаками, но он без всяких усилий перехватил мою руку, заломил ее и бросил меня на пол, лицом вниз.

Когда же я повернулся, надеясь, быть может, бесплодно, попытать удачу еще раз, массивная фигура Редерика уже стояла меж нами.

– Шел бы ты отсюда. – Дружелюбно, без даже малого намека на угрозу, сказал он моему брату, опустив свою руку ему на плечо.

Хьюго лишь усмехнулся, но повернул и скрылся за стеллажами. Редерик – единственный, кто побеждал Хьюго в рукопашном бою. Он протянул мне руку помощи, и в этот момент я почувствовал, что слезы вот-вот появятся в моих глазах. Он защитил меня, унизив тем самым еще больше, сильнее уязвив перед братом. Лучше бы он позволил Хьюго избить меня, я тогда бы не чувствовал себя таким жалким, таким зависимым от чужого покровительства. О, как бы мне было легче, останься он равнодушным. Но я не имел права упрекать его за доброту, которую он всегда проявлял. Поэтому я принял его руку и встал на ноги без слез.

– Не бери в голову. – Сказал он. – Хьюго может быть той еще сволочью. Ты заслуживаешь и счастья, и жизни, о которой мечтаешь.

– Спасибо. – Ответил я, чувствуя, как его доброта все больше давит на меня, словно зажимая сердце в тиски. Вдруг я испытал чудовищный страх, и природа его была мне не ясна. Что заставляет меня бояться чужого милосердия? Затем причина открылась, как ледяная гора в рассеявшемся тумане. Я разучился доверять людям и боялся не их милосердия, но предательства, которое может последовать за ним.

– Побудь здесь, – продолжал Редерик, – посмотри карту, подумай, куда она может тебя привести. А я, пожалуй, пойду. Если меня не обманывает чутье, а оно меня редко обманывает, то наверху, за книжными полками, должны быть другие комнаты. Найду себе какой-нибудь тихий уголок, где смогу остаться наедине со своим сокровищем и уйти в чтение до конца этой ночи. Если ты понимаешь, о чем я.

Редерик озорно подмигнул мне, и тут уж я больше не мог грустить. Его суждения, его безумные выходки, на которые никогда не решился бы рассудительный Ториэн, могли развеселить даже больного, стоящего на пороге смерти. Его настроение менялось подобно ветру, но этот ветер подхватывал чужие горести, обиды и злость, точно опавшие листья, и уносил их прочь. Этот ветер мог задать направление всем кораблям в гавани, и вот мы уже думали, как он, смеялись, как он, над ним, вместе с ним, плыли в направлении, которое он указал. И Редерик, опытный капитан, легко и непринужденно управлял всеобщим весельем в море, где постоянно бушевали шторма раздоров, и, словно штыки, вырастали острые скалы недоверия.

– Ты ведь ни слова не поймешь! – Уже смеясь, крикнул я ему вслед.

– Я все пойму преотлично! – С притворным вызовом ответил он и скрылся из виду.

Вот я остался один, и тот пузырь легкости, который вечно окружал Редерика и на некоторое время захватил и меня, ушел теперь вместе с ним. Меня вновь охватило щемящее чувство грусти и одиночества. Впрочем, оно, вероятно, явилось просто следствием контраста, и также быстро прошло, ведь я привык оставаться один. Это было мое естественное состояние.

Опершись о край столешницы, я вновь склонился над картой, вглядываясь в извилистую паутину линий, в сотни нехоженых дорог, на которые мне не суждено попасть. От Хагамара я узнал, что легенды врут, и что Земля не плоская, что она похожа на шар. Какими мудреными были его объяснения, когда он рассказывал, почему это на другой стороне люди ходят вверх ногами и не падают в небо. Хьюго не верил малефику в силу своей вредности или гордыни. Его вполне устраивал плоский, лишенный всякого объема и воображения мир, но я надеялся, что мой мир другой, что он круглый и сложный, что он полон загадок, которые я могу раскрыть первым. Ведь если это так, значит, у Земли нет края, а я так не хотел, чтобы она хоть где-то кончалась.