– Может, она навыдумывала?

– Ага, как же! Сам посмотри, это выглядит как цельный, осмысленный текст, не абракадабра. Абзацы, переносы.

Супруги, склонившись, рассматривали тексты и рисунки, которых тоже было много. Леночка прежде не умела так здорово рисовать – удивительные образы, четкие линии, твердая рука. Изображала разное: непонятные символы и знаки, зверей, птиц, насекомых; чудных, порой отвратительных тварей; красивые кубки, ожерелья и перстни, ночной лес и светящиеся между деревьев глаза, солнце, садившееся в море крови.

На многих рисунках были люди. Старуха. Молодая красивая женщина. Профиль мужчины.

Никита и Лиза судили и рядили, что это значит, а потом решили убрать записи на место и при случае побеседовать с дочкой. Случай представился немедленно. Вернувшись из школы, Леночка с порога заявила:

– Не смейте больше трогать мои вещи. Пожалеете.

– Но что это…

– Не ваше дело. Не лезьте в мои дела, ясно вам?

Это был шок. Лиза чуть не заплакала: никогда прежде дочь не говорила с ней в подобном тоне. Никита рассвирепел, накричал, наказал девочку, велев не выходить из комнаты, лишив ужина. Наказание Леночка пережила легко, а разговора по душам не получилось.

Дальше – больше. И хуже. Дошло до того, что Лиза стала побаиваться Леночку. Ее острого, насмешливого взгляда, колкого языка. Больше всего пугали мысли о том, что и зачем дочь часами пишет и рисует в своих тетрадях.

А еще страшило то, что она стала произносить.

Как-то вечером, погасив в детской свет, Никита и Лиза услышали доносящийся оттуда голос. То был голос Леночки, только повзрослевшей: так он, наверное, будет звучать через несколько лет. Этим новым голосом девочка произносила непонятные слова на чужом языке, в диковатом ритме. Протяжные, напевные, горловые звуки, от которых начинала кружиться голова, то становились тише, то звучали громче, и супруги чувствовали слабость вкупе с напряжением и страхом.

Никита открыл дверь комнаты дочери, и, как он после сказал жене, ему почудилась темная тень, скользнувшая возле окна.

– Чем ты занимаешься? Почему не спишь?

– Играю. Скоро лягу, папочка. Прости, что побеспокоила вас.

Что тут ответишь? Никита ничего и не сказал. Прикрыл дверь, вышел с колотящимся сердцем. Он был уверен: черная тень ему не померещилась. Та, кого Леночка называла то ведьмой, то бабушкой, существовала, была в ту минуту в детской.

С той поры вечерами Никита с Лизой то и дело слышали бормотания, песнопения. Никита ловил себя на мысли, что старается пореже бывать дома, ищет предлог задержаться на работе. Лиза нервничала все сильнее и однажды сорвалась из-за того, что дочь отказывалась прибираться в своей комнате, вместо этого снова рисуя и напевая под нос непонятные слова.

Они были на кухне, Лиза налила на сковородку масло, собираясь жарить котлеты.

– Немедленно делай, что велено! Или… Или я заставлю тебя снять украшения и запрещу носить! – выкрикнула Лиза.

Дальше произошло страшное. Леночка сузила глаза и прошептала что-то. Губы ее шевелились, как гадюки. Изо рта доносилось змеиное шипение. А потом масло на сковороде вскипело и полыхнуло пламенем. Лиза едва успела отшатнуться, миг – и кипящее масло обожгло бы ее. Она отскочила, но немного все же попало на кожу, женщина закричала от ужаса и боли.

Леночка развернулась и вышла из кухни.

Позже она подошла к перепуганной, плачущей матери, погладила ее по волосам и невозмутимо произнесла:

– Больше не угрожай мне, мамочка. Бабушке это не нравится. А золото – мое.

Лиза долго не могла прийти в себя, Никита попытался уверить ее, что это было совпадением, и они крупно поссорились.