«– Ты пришла за семенем», – сказало создание голосом ее матери, мертвой уже десять зим.

– Я пришла, чтобы сжечь ваши корни, – ответила Зарг’ра, рубя мечом по воздуху.

Слуга рассыпался, но его смех остался висеть среди деревьев. Кристаллы задрожали, и глаза-листья закрылись, испугавшись. Где-то в глубине Садов что-то забилось, как сердце, замурованное в алмаз. Она шла к этому звуку, ломая ветви, которые цеплялись за дреды, пытаясь замедлить. Ее кожа покрылась каплями крови и сока кристаллов, смешиваясь в узоры, похожие на руны. В центре Садов стоял Родник Ложных Обещаний. Вода в нем была прозрачной, но, когда Зарг’ра заглянула вглубь, она увидела не свое отражение, а лицо орка-мужчины с глазами цвета застывшей лавы. Его губы шевелились, произнося ее имя беззвучно, а за спиной виднелся трон из костей и пламени.

– Грак’зул… – прошептала она, узнав имя, которое шаманы шептали у огня.

Родник взорвался пузырями, и вода схлынула, открывая тоннель, уходящий вниз. В его глубине мерцал красный свет – не огонь, а нечто более древнее. Зарг’ра сплюнула в родник и развернулась. Ей не нужны были обещания, даже если они пахли властью. Ее путь лежал не вниз, а вперед – через Хребет Разочарования, где ветер резал кожу, как нож мясника, и дальше, к Полянам Костяных Цветов, о которых пели в балладах безумные барды. Но когда она покинула Сады, за ее спиной закрылся проход, а в воздухе остался лишь шепот:

– Он найдет тебя первым.

Орчиха не обернулась. Ее тень, теперь с рогами, выросшими из силуэта, тянулась к горизонту, где собирались тучи, похожие на стаю голодных воронов.

А где-то в Пепельных Пустошах, за горами и пеплом, завыл рог. Но на этот раз он звучал иначе – не угрозой, а вызовом.

Разочарования вздымался ввысь, как позвоночник исполинского зверя, сокрушенного в последней агонии. Каменные ребра скал были покрыты налетом инея, хотя вокруг витал жар, способный расплавить железо. Зарг’ра шла по узкой тропе, вжимаясь спиной в стену ущелья, чтобы не сорваться в пропасть, где клубился туман цвета гниющей плоти. Каждый выступ под ногами крошился, отправляя в бездну осколки, которые застывали в воздухе, превращаясь в стайки кристаллических мух. Они жужжали, цепляясь за ее дреды, но орчиха смахивала их мечом, оставляя в воздухе всполохи синих искр. На вершине хребта ее ждал Мост Скорби – хлипкая конструкция из сплетенных корней, черных и липких, будто пропитанных смолой страха. Под мостом, в глубине пропасти, светились Огни Забвения – блуждающие огоньки, принимавшие формы лиц: старых, молодых, искаженных ужасом. Они тянулись к ней, шепча имена, которые она слышала лишь в кошмарах.

– Зарг’ра… Зарг’ра… – звали огни голосами ее павших врагов.

Она плюнула в пропасть. Слюна, не долетев до дна, вспыхнула и рассыпалась пеплом.

– Придите и возьмите, твари, – проворчала она, ступив на мост.

Корни затрещали, выделяя желтую слизь, но выдержали. На середине моста воздух дрогнул, и перед ней возник Страж Порога – существо без лица, с телом, сплетенным из колючей проволоки и клочьев шкур. Его голова вращалась, как волчок, показывая то пустоту, то глаза, то рот с зубами-бритвами.

– Плата за проход – память, – заскрипел Страж, протягивая когтистую лапу.

Зарг’ра усмехнулась. Она вырвала из дредов один из костяных амулетов – клык вурдалака, убитого ею в Болотах Тишины – и швырнула его чудовищу.

– Возьми и подавись.

Страж схватил амулет, и проволока его тела на мгновение застыла. Воспользовавшись паузой, Зарг’ра прыгнула вперед, вонзив меч в «грудь» твари. Проволока лопнула, выпуская рой черных жуков, а сама сущность рассыпалась, завыв на сотню голосов. Мост рухнул за ее спиной, но орчиха уже достигла края. Ее руки впились в камень, оставляя кровавые следы на скале, а меч, зажатый между зубов, звенел, как разгневанный шер’рат. Поляны Костяных Цветов лежали перед ней – бескрайнее пространство, усеянное «цветами» из позвонков, ребер и фаланг пальцев. Стебли, сплетенные из жил, тянулись к багровому небу, а вместо пыльцы с них сыпался пепел. Воздух звенел от шепота – каждый цветок хранил последние слова мертвеца. Зарг’ра шла между ними, слушая, как под ногами хрустят черепа, превращенные в почву. Где-то вдали виднелась фигура – высокая, сгорбленная, в плаще из перьев ворона. Плетельщик Песен, как называли его шаманы. Тот, кто собирал голоса павших и вплетал их в баллады для забытых богов.