Демон атаковал. Шипы впились в плечо Грак’зула, высасывая воспоминания: первый поцелуй под кровавой луной, крик матери, падающей в огонь, смех Зарг’ры, который он никогда не слышал, но почему-то узнал.

– Она не твоя, – зашипел Эрель’гур, маски исказились в гримасах насмешки. – Даже если вы встретитесь – один из вас умрет от руки другого. Так предначертано.

Грак’зул взревел, вырвавшись из захвата. Руна на его ладони вспыхнула багрянцем, и клинок ожил, покрываясь паутиной трещин, из которых сочилась лава. Он рубил демона, разрывая сплетения рук, но те отрастали вновь, хватая его за ноги, за шею, за сердце.

– Ты веришь, что спасёшь её? – смеялись маски, пока Грак’зул пробивался к сердцевине чудовища. – Она сильнее тебя. Она не нуждается в спасении… Она нуждается в смерти.

Одним яростным ударом Грак’зул рассек центральную маску – лицо старухи. Раздался вопль, и тело Эрель’гура начало распадаться. Руки превращались в пепел, маски таяли, словно воск.

– Посмотри в её глаза, когда встретишь… – успел прошептать демон, рассыпаясь. – И ты увидишь свой конец.

Грак’зул стоял, дрожа от ярости и непонятной боли. Образ Зарг’ра не уходил, будто призрак, впущенный демоном в его разум. Кто она? Почему её имя жжёт, как угли? Он поднял с земли артефакт, выпавший из останков Эрель’гура – Зеркало Разбитых Возможностей. В его треснувшей поверхности мелькали отражения: он и Зарг’ра, сражающиеся спиной к спине; он, пронзающий её сердце; она, поднимающая его окровавленный череп.

– Ложь, – прошипел Грак’зул, швырнув зеркало в скалу. Оно разбилось, но шепот демона остался: "Правда всегда в конце пути…"

Он двинулся дальше, вглубь Пустошей, где небо смыкалось с землей в багровом тумане. Демон был прав – Грак’зул больше не контролировал свой путь. Но теперь у него появилась новая цель: найти её. Не чтобы спасти. Не чтобы убить. Чтобы понять, почему её имя, словно клинок, режет глубже, чем любая рана. Храм Костей возвышался на краю Пропасти Вечных Стенаний, где земля была усыпана осколками алтарей, а воздух звенел от невыплаканных слез богов. Стены храма, сплетенные из позвоночников титанов, дышали. Каждый позвонок шевелился, как язык змеи, а в щелях между костями пульсировала черная смола, словно кровь мертвой вселенной. Грак’зул вошел внутрь, и дверной проем сомкнулся за ним, оставив лишь багровый свет, сочащийся сквозь ребра купола. Он пришел сюда не по своей воле. Зов – глухой, как удар по гробу, – вел его сквозь Пустоши, обещая конец или начало. Теперь Грак’зул понимал: это была ловушка.

К’тарох Древний, бог, чье имя стирали из свитков, восседал на троне из сплавленных криков. Его тело было слеплено из обломков реальности: голова – череп дракона с рогами, обвитыми цепями; туловище – каменная плоть, покрытая трещинами, из которых сочился свет далеких сверхновых; ноги – корни, впивающиеся в пол, как щупальца. В каждой руке он держал по Сердцу Мира – кристаллам, пожирающим время.

– Ты пришел, червь, – голос К’тароха разорвал тишину, и стены храма исторгли стоны. – Чтобы стать прахом у моих ног.

Грак’зул не ответил. Его руна на ладони вспыхнула, и клинок, выкованный из кости забытого бога, загорелся синим пламенем. Он знал: этот бог не станет говорить о судьбах или пророчествах. Здесь будет только бой. К’тарох поднял руку, и пространство исказилось. Пол под ногами Грак’зула превратился в пасть, полную сталактитов-клыков. Орк прыгнул на стену, цепляясь за позвонки, а снизу взметнулись щупальца из тени, хватая за ноги. Он рубил их, но на месте каждой отсеченной тени вырастали две новые.