– Только ты не подумай, что я с приветом в голове и по жизни.

– А ты постарайся.

– Хорошо, я постараюсь, – я сделал паузу и начал, – Соня, мы с тобой знакомы вот уже четыре дня, мы с тобой уже всё на свете обсудили. И мне часто кажется, что я тебя знаю гораздо дольше, не четыре дня. Я… я… я люблю тебя, Соня. Не умею слова связывать, в первый раз у меня такое.

Соня молчала. Даже кружку с чаем поставила подальше. Она смотрела попеременно на меня и в потолок. Если я впервые объяснялся в любви девушке, то Соня впервые слушала объяснения в любви от парня. Всё-таки у неё не было молодого человека. Мы долго молчали. Я решил прервать молчание:

– Я, наверное, пойду.

– Уже уходишь, Андрей? – помрачнела Соня.

– Украинский патруль – это не только два парня, – вымолвил я, – я ведь не каждого украинца могу послать на хер.

– Завтра придёшь ко мне? – спросила Соня.

– Если ты, конечно, будешь рада меня видеть.

– В силу вскрывшихся обстоятельств, у меня на тебя появились планы.

Я от удивления бегло осмотрел дом Сони. Вот ситуация, даже не успел оценить квартиру. Двухкомнатная, светлые обои, люстры, похожие на цветки белой лилии, фортепиано… Ух ты, инструмент. Чёрный полированный. Соня поняла, что я приковал свой взгляд на нём:

– Беларусь.

– Что? – я повернулся к Соне.

– Инструмент называется так. «Беларусь». Хорошие были инструменты. Недавно возобновили производство. Этот, кстати, – Соня открыла крышку фортепиано, – четвёртый из новой партии. Давай я тебе сыграю. Вот я неумелая, даже не устроила тебе экскурсию по своему жилищу.

Соня села за инструмент, я снова вернулся к столу. Она сыграла вальс, я не слышал его ранее, но этот вальс был великолепным. Сонины пальцы плыли над клавишами, её тело в такт музыке двигалось, помогая вжиться в музыку. Я старался лишний раз не дышать, музыка была очень красивой.

– Знаешь композитора? – спросила Соня по завершении игры.

– Даже предположений никаких нет, – ответил я.

– Грибоедов.

– Который дипломат и драматург.

– Именно.

– Ранее не слышал этого вальса.

– А ты умеешь играть?

– Не буду скрывать, сам я тоже играю, семь лет оттачивал своё умение игр: джазовые этюды Дворжака, вариации на тему Коли Паганини, марши разные.

– Сыграй мне.

Честно говоря, мои руки давно отвыкли от клавишной муштры.

– Обязательно, но в другой раз, Соня.

Она мне подмигнула:

– Ловлю на слове, – немного подумав, ещё добавила, – Андрей. Уже пойдёшь?

Я кивнул.

– Хорошо, но для начала закрой глаза, – попросила Соня.

– Что же ты ещё задумала?

– Просто закрой глаза, – на этот раз более настойчиво потребовала Соня.

Я закрыл. Наступило молчание. И тут я ощутил лёгкое прикосновение тёплых губ на лбу. Вегетативная нервная система первая оценила этот приятный подарок от Сони Зиминой, девочки, которая играет на пианино так же хорошо, как и пишет осаждённые пейзажи древнего Львова.

Как дошёл до гостиницы не помню.

Софья тихо расплакалась, чтобы не привлекать внимание Ильи.

«Боялся, глупыш», – думала она, прижимая листки к сердцу.

День 06-го ноября 65-го года

Казимир и Пекинский меня разбудили ни свет ни заря.

– Поднимайся, спящий красавец, – грубым многократно сломанным голосом крикнул старик, – Типография сворачивается, Проект переезжает в другой город.

Я, не открывая глаз, спросил:

– Ку…куда, дядя Казимир?

– Эвакуируемся в Люблин. И поторопись, если не хочешь оказаться в числе военных преступников. Завтра украинские парламентёры здесь подпишут Акт о независимости Львува.

– Тогда я иду, только халат накину.

– Рубашку наденешь. Лучше смирительную, – ответил Пекинский.

День 07-го ноября 65-го года

В торжественной обстановке представители Украинского государства и польской диаспоры города Львова подписали мирный договор. Через два часа картографы начали печатать карты с новым государством в Европе – Вольный город Львов. Первые паспорта граждан Вольного Львова получили Казимир Огинский, Дональд Пекинский и Андрей Синеозёрный, то есть я. Паспорта, дающие нам права граждан, чтобы тайно продолжить работу типографии.