Что-то тяжелое с глухим стуком упало рядом на пол. Открыв глаза, я повернулась в сторону выхода и увидела, что тела пятерых ребят скидывали в угол друг на друга.

– Как напоминание. – Ухмыльнулся кадет в черном.

У него было худощавое узкое лицо, впалые щеки, маленькие глазки и кривой нос. Русые жирные растрепанные волосы и длинный шрам на щеке.

Осталось всего сто двадцать девять человек. И, размышляя о том, как быстро уменьшилось количество, я вместе с оставшейся группой двинулась к помывке. Раздевшись, мы с Кираз вжались в противоположную сторону. С нами было еще шесть девушек и двенадцать парней. Никто не смотрел друг на друга, все раздевались молча и с тяжелым взглядом смирения.

Вода была ледяная, и терпеть это было невозможно. Карлик набирал воду, затем выплескивал все на нас, без остановки. Я переминалась с ноги на ногу и ждала, пока до меня дойдет единственный кусок мыла, которым уже перемылись все в этом помещении. Некоторые уже освоились или привыкли к такой воде и стояли не дергаясь, обтирая себя руками. Единственный взгляд, который метался по нам с легкой усмешкой, был у низкорослого кадета. Он насмехался так, будто не был на нашем месте и совершенно не испытывал тот же страх.

– Для кадета не должно быть никаких границ. Вы должны отбросить сентиментальные моральные устои! – Прокричал карлик, чтобы слышно было всем и снова выплеснул воду из ведра.

Он пожирал нас глазами и так ехидно улыбался, что мне захотелось начистить его сраную рожу. Я думаю, многим захотелось. Закончив экзекуцию, мы вернулись на места и нам всем раздали сухой паек и воду.

– Неужели такие щенки, как мы, заслужили еду. – Кираз с улыбкой прошептала мне на ухо, разворачивая свою порцию. Я громко усмехнулась, и это заметил кадет в черном.

– Думаю, вам должно быть не до смеха. После приема пищи, по одному, вон в ту комнатку, – указательным пальцем он показал на толстую деревянную дверь напротив него. – Ты, розовая, пойдешь первой.

Его это все так сильно забавляет. Видимо поэтому то он и попал в «особенный» отряд. Как, только, там оказался Киеран. Добрый и милый парень, мне показалось, что он вообще не способен на то, чтобы причинить кому-то боль.

Дожевав последний кусок курицы с рисом, и проглотив корочку уже подсохшего хлеба, я покосилась на своего палача. Не знаю, что будет происходить за этой дверью, но, судя по всему, не в игры играть будем. Прошло пару минут, прежде чем кадет заметил, что я закончила трапезу.

– Вставай и пошли, – сказал этот.

Надо бы придумать ему прозвище, пока я не знаю имени, хотя, возможно и не узнаю. Пусть будет Шрам, а дальше посмотрим, что он выкинет. Я встала и, не смотря в его сторону, двинулась к двери. Потянув за ручку, я поняла, что дверь очень тяжелая и мне не хватает силы, чтобы открыть ее.

– Тяни, слабачка! – рявкнул Шрам.

Приложив все свои усилия, кажется совсем чуть-чуть и я бы сорвала спину, но я смогла открыть дверь. Коридор освещали спиртовые лампы, и я насчитала по пять дверей с каждой стороны.

– Первая справа, слабачка! – он толкнул меня в спину.

Отлично, видимо он тоже мастер придумывать прозвища. За дверью было слишком ярко для глаз. Не понимаю от чего такой свет, но даже прищурившись, я не смогла осмотреться дальше вытянутой руки.

– Садись! – приказал кадет.

Я обошла единственный стул, все еще пытаясь увидеть что-то кроме него и света. И села.

Удар! Тупая боль от попадания в челюсть, резкий привкус метала. От неожиданности я прикусила щеку изнутри. Пытаясь схватиться за челюсть и машинально приглушить боль, он отдернул мои руки и закричал: