– О боже! Я уже смутно помню те годы – столько воды утекло. Но глаза у меня и правда порой лезли на лоб. Тогда это был совершенно другой город; ты бы его не узнала. Опасный – особенно в некоторых районах; пугающий – это ощущалось на физическом уровне. Повсюду граффити, даже на автобусах и вагонах метро.

– Теперь работы их авторов висят в Нью-йоркском музее современного искусства.

– Ха-ха! Так и есть! Честно говоря, я была далека от местной субкультуры – офисная работа на Манхэттене, деловые костюмы… Случайная встреча с той гадалкой не в счет. Хотела бы я рассказать, что регулярно тусила в заляпанных краской лофтах в Сохо, но мое знакомство с богемной жизнью ограничивалось чтением колонки о стиле в газете. Многое из того, что ты слышала о Нью-Йорке тех лет, прошло мимо меня.

– А как же вечеринки, ночные клубы?

– Конечно, я туда ходила! – Она на мгновение замолчала, словно прислушиваясь к звучащим в памяти ритмам давно минувшей ночи. – Впрочем, тебе лучше об этом не знать.

– Почему?

– В те годы… на вечеринках… все равно, что… – Джесс перевела дыхание. Теперь она бежала быстрее, и я с трудом за ней поспевала. – Это как старперские танцы родителей на школьной дискотеке. Разве нет?

– Конечно, нет! Расскажи!

– Думаю, я пыталась компенсировать унылую юность, – сказала она наконец. – Что-то вроде второго подросткового возраста. В Лондоне я была тихоней. Да и здесь поначалу вообще никого не знала, кроме коллег, – а специалисты в сфере консалтинга, как правило, не склонны танцевать на столах.

– Представляю, как тебе было одиноко!

– А потом я нашла друзей. Сначала одного-двух, потом сразу всех.

– Сразу всех?

– Да. В том числе Селию. – Джесс явно не собиралась развивать тему.

Я надеялась, что такие беседы продолжатся, даже когда мы перестанем жить вместе. Ведь мне пора было съезжать, учиться жить самостоятельно. Уже два с половиной месяца я спала в ее гостевой комнате. Пришло время вернуть квартиру в полное распоряжение Джесс и найти собственное жилье.

– Кажется, ты хотела со мной о чем-то поговорить? – спросила Джесс, когда мы свернули на ее улицу и перешли на шаг. – Какие-то вопросы по работе?

– Если ты, конечно, не против. Ты и так уже столько для меня сделала!

– Не говори ерунды! – сказала она. – Мне приятно чувствовать себя нужной.

– Ну тогда ладно. В общем, речь о привлечении новых членов. Я не представляю, как достичь озвученных Лексом показателей. Я сказала ему, что у меня в Нью-Йорке куча знакомых. Но, если честно, все они сейчас стоят передо мной.

– Стиви, Лекс предложил тебе работу, потому что ему понравился твой творческий подход. Он сразу понял, что из тебя выйдет отличный представитель клуба. Да и потом – чем отличается продажа членства в еще не построенном клубе от продажи телеканалу идеи сериала или ток-шоу?

– Ты права. Продавать я умею. Только вот… эта его воронка продаж! Лекс постоянно про нее талдычит. Где я ему возьму столько потенциальных клиентов?

– О, это несложно, – ответила Джесс, открывая дверь в свой жилой комплекс. – Я помогу.

День, следующий за днем получения письма от Дженны, – по-настоящему черный. Беспрестанные слезы – его и мои – и оглушительный рев. От дикой усталости у меня все болит – кожа, кости, даже глазные яблоки.

Я так сильно его хотела! Я сделала все возможное и невозможное, чтобы его получить. Я хочу сдать его обратно.

Закрыв глаза, я мысленно подхожу к паспортному контролю и показываю свою грин-карту. «Добро пожаловать домой, мадам». Качу свой маленький чемодан к веренице желтых такси. Еду вдоль рядов белых надгробий в сторону красного моста…